Штопальщик времени. Роза Хуснутдинова

сына. Какой он был лёгкий, стройный, красивый! Зачем поехал в Москву? Зачем захотел стать танцовщиком? У них в роду все мужчины были чабанами, пасли овец. Тулебай смотрел сквозь тонкие прутья юрты вдаль, на открывающуюся взгляду прекрасную, напоенную светом и воздухом панораму. Разве плохо жить в этом просторе, в степи, окаймлённой холмами, видеть, как ранней весной одеваются склоны нежным зелёным бархатом, как летом на берегах озера поселяются белые гуси, прилетающие из Индии, как в октябрьские холодные утра серебряный иней одевает холмы в белое, а потом тает в лучах поднимающегося солнца, и они снова зеленеют?!

      Однажды Тулебай, подъехав утром к кладбищу, остановился в волнении: в юрте Нурлана что-то белело, будто чья-то рубашка… Подъехав поближе, Тулебай разглядел, что это белый платок, видно, он обронил его накануне, а ветром платок приподняло и прибило к прутьям юрты. В другой раз, погрузившись в глубокую задумчивость, он проехал мимо кладбища и остановился только когда Берке замедлила шаг и запрядала ушами, как бы спрашивая, куда же он едет. Тулебай очнулся, поднял голову и вздрогнул: он ясно увидел силуэт танцующего меж холмов юноши, будто тот в гигантском лёгком прыжке перемахнул с холма на холм. Тулебай заметил беркута, сидящего на камне, подумал, видно, тот только что пролетел над холмами, вот и померещилось. Вернувшись вечером домой, Тулебай вытащил со дна жестяного сундука письма и фотографии сына, присланные когда-то из Москвы, на одной из фотографий Нурлан был запечатлён на сцене театра, в прыжке, будто парил над сценой.

      Жена Тулебая, Амина, стала беспокоиться о муже. У них, кроме Нурлана, были ещё две дочери, давно вышедшие замуж, одна из них, Батимат, жила со своей семьёй неподалёку, в Сарычелеке, приносила то свежего мяса, то курт, то мёд. Амина рассказала дочери, что Тулебай целыми днями пропадает на кладбище, ночами разговаривает сам с собой. Батимат попыталась поговорить с отцом, но он только молча выслушал её, ничего не ответил, а на следующее утро опять отправился на кладбище. Слушая дочь, её увещевания, глядя на её расплывшуюся фигуру, краснощёкое лицо, Тулебай думал: неужели это его дочь, неужели и она когда-то была тоненькой, стройной, лёгкой, как Нурлан?

      Как-то Тулебай поехал к холмам вечером, ближе к закату. Ветер стих, вокруг не слышалось ни звука, лишь слабо пересвистывались невидимые птицы и из-под копыт Берке с лёгким стуком отскакивали камешки. Тулебай ехал, опустив голову, погружённый в свои привычные думы, и только когда Берке, мотнув гривой, остановилась, поднял голову. И чуть не вскрикнул: в юрте Нурлана кто-то был. Осторожно, очень медленно Тулебай спешился, с гулко бьющимся сердцем, волнуясь, стал взбираться на вершину холма. В юрте Нурлана сидел на земле юноша лет восемнадцати, рядом с ним лежала дорожная сумка. Он спокойно встретил смятенный взгляд старика. «Почему ты сидишь здесь, на могиле моего сына?» – прерывающимся голосом спросил Тулебай. «Юрта красивая, я такой никогда не видел, поднялся посмотреть», – ответил юноша. «Как тебя зовут?» – «Нурбек».