Янки в Валгалле. Эдмонд Гамильтон

осмеялся над моей догадкой, но, наконец, согласился.

      – Ты что, псих, Кейт? – спросил он. – Взгляни, что поднял трал!

      Тяжелый, на вид довольно древний, золотой цилиндр, длиной приблизительно восемь дюймов, был извлечен, покрытый липкой, замороженной грязью. На его сторонах был выгравирован ряд подозрительных, почти стертых символов.

      – Что это, во имя мира? – выдохнул я. – И что за письмена на нем?

      Халсен, большой, бородатый норвежский моряк, ответил мне.

      – Эти письмена написаны на моем родном языке, сэр.

      – Ерунда, – возразил я резко. – Я прилично знаю норвежский. Те письмена – не на вашем языке.

      – Не на том, на котором мой народ пишет сегодня, – объяснил Халсен, – а старый норвежский – именно рунное письмо. Я видел такое же письмо на старых камнях в музее Осло.

      – Норвежские руны? – пробормотал я. – Тогда они, должно быть, прокляты древними.

      – Давайте покажем это Дубману, – предложил Брэй. – Он должен суметь перевести их нам.

      Дубман, язвительный маленький археолог экспедиции, в раздражении посмотрел на наше эскимосское собрание, когда мы пришли к нему. Сердито, он взял цилиндр и впился взглядом в него. Немедленно его глаза зажглись позади толстых очков.

      – Старо-норвежский! – воскликнул он. – Но эти руны – наиболее древней формы, довальдштейнонские! Что это?

      – Возможно, руны на нем помогут дать нам разгадку, – сказал я нетерпеливо.

      – Я скоро выясню, что они означают, – объявил Дубман.

      С лупой, он начал исследовать символы, выгравированные на золотом цилиндре. Брэй и я ждали. Я чувствовал себя необычно напряженно. Только я не мог понять, почему я был так возбужден относительно этой находки, но всё остальное относительно нее, казалось мне подозрительным. Постоянный внутренний голос продолжал сообщать мне: «Заставь Брэя подвести трал сюда!». И первый же раз, когда это было сделано, трал поднял золотую трубу, которая, должно быть, лежала на ложе океана в течение столетий.

      – Получилось! – заявил Дубман, смотря. – Эта вещь стара, с наиболее древней формой рун. Перевод не сообщает многого. Послушайте это:

      «Рунный ключ – это я,

      Формирование цепочки темного зла,

      Мидгард – змея,

      Фенрис, и Локи – хитрый дьявол.

      В то время как я лежу далеко,

      асиры – в безопасности,

      Не принеси меня домой,

      Чтобы Рагнорок не прибыл со мной.»

      Холод слегка охватил меня, как если бы перевод тех древних рун мог внушить мне ужас. Я нетерпеливо стряхнул с себя это чувство.

      – Что означают эти письмена относительно асиров и Локи? – спросил я.

      – Асиры были древними норвежскими богами, вечно юными и могучими. Их верховный правитель Один и асиры жили в легендарном городе Асгарде. Локи воевал против них. Со своими двумя близкими животными – чудовищным волком Фенрисом и большой змеей Мидгардом, Локи присоединился к гигантам-йотанам, врагам богов. Боги в конце концов победили, и приковали цепью Локи с его волком и змеей. Но было предсказано, что, если Локи когда-либо сломает свои оковы, это вызовет Рагнарок – гибель асиров.

      – «Не принеси меня домой, чтобы Рагнорок не прибыл за мной», – указал он. – Этот ключ утверждает, что является тем, что заперло Локи и его домашних животных. Вероятно, какой-то древний норвежский священник выбросил его в море.

      – Я не понимаю всего этого, – пожаловался Брэй. – Что заставило тебя, Кейт, сказать мне, выпустить трал именно в этом месте?

      Когда я поднимал золотой цилиндр, поток подозрительной власти управлял моей рукой. Так это или иначе, но казалось, что-то предупреждало меня выпустить его назад в море. Но я не повиновался, потому что кто-то чужой приказал, чтобы я крепко держал рунный ключ.

      – Я могу изучить его в течение нескольких дней? – спросил я резко. – Я буду обращаться с ним с величайшей осторожностью.

      – Я не знал, что Мастерс имеет археологические вкусы, – произнес удивленно Дубман. – Но поскольку вы ответственны за его обнаружение, так что вы можете подержать его некоторое время у себя. Тем не менее, не потеряйте его, или я сдеру с вас кожу.

      Через небольшое кольцо на одном конце цилиндра, я пропустил шнур и повесил его вокруг своей шеи. Он был холодным и холодил мою кожу, а также угрожающе постоянно о чём-то предупреждал…

      Естественно я не был суеверным. Помимо моих тридцати лет самовоспитания, исследовавшего очевидные истины, я унаследовал осторожный скептицизм моих шотландских предков. Во всяком случае, ученые не могли признать существование ничего сверхъестественного. Подобно большинству других физиков, я утверждал, что имеется всё ещё много сил, которых наука не имела времени исследовать. Когда она это сделает, не останется никакого места для суеверия, для веры в сверхъестественное – а так, просто невежество, как следствие незнания естественных законов.

      Я стал работать вдвое больше чем