Неземная. Синтия Хэнд

рассеянно кивает, не сводя взгляда с моих сверхъестественно сияющих волос, словно пытается разгадать фокус иллюзиониста. Мама подходит ко мне и быстро собирает мои волосы в кулак, а затем засовывает их за воротник толстовки и натягивает капюшон мне на голову.

      – Постарайся успокоиться, – шепчет она, вставая между мной и Джеффри. – Все в порядке. Мы готовы.

      Дама несколько раз моргает и качает головой, словно пытаясь прийти в себя. И теперь, когда мои волосы скрыты под капюшоном, все возвращается в норму, словно ничего необычного и не происходило. Словно нам это показалось.

      – Скажите: «сыр», – подняв камеру, говорит дама.

      И я изо всех сил стараюсь натянуть на лицо улыбку.

      Мы отправляемся на ужин в кафе «Пироги и пицца в высоких горах», потому что это ближайшее к нам заведение. Джеффри как ни в чем не бывало сметает кусок за куском, а мы с мамой еле жуем свою пиццу. За столом повисла тишина. Я чувствую себя так, словно меня застукали за чем-то ужасным. Чем-то постыдным. Каждые несколько секунд я поправляю капюшон на голове, не успокаиваясь даже в машине по дороге домой.

      Как только мы доезжаем, мама сразу уходит в свой кабинет и закрывает двери. А мы с Джеффри за неимением других вариантов заваливаемся смотреть телевизор. Но он смотрит не на экран, а на меня, и при этом так, словно я вот-вот вспыхну.

      – Может, перестанешь на меня таращиться? – наконец не выдерживаю я. – Мне от этого не по себе.

      – То, что случилось в парке, выглядело так странно. Что ты сделала?

      – Я ничего не делала. Это произошло само по себе.

      В дверях появляется мама в пальто.

      – Мне нужно уехать, – говорит она. – Пожалуйста, не выходите из дома, пока я не вернусь.

      И прежде чем мы успеваем что-то спросить, она исчезает.

      – Отлично, – бормочет Джеффри.

      Я бросаю ему пульт и поднимаюсь в свою комнату. Мне еще нужно распаковать много вещей, но в голове все время возникает тот момент под аркой, когда мне показалось, что весь мир пытается уместиться у меня в голове. А мои волосы! Это что-то сверхъестественное. Когда та дама их увидела, на ее лице появилась сначала озадаченность, затем смущение, а после и вовсе испуг. Словно я была каким-то инопланетным существом, которому самое место в лаборатории, чтобы ученые могли изучить меня под микроскопом. Каким-то уродцем.

      Видимо, я засыпаю. А когда открываю глаза, вижу маму, застывшую в дверях спальни. Она бросает на мою кровать коробку с краской для волос.

      – Закатное солнце, – читаю я. – Ты шутишь? Красный?

      – Золотисто-каштановый. Как у меня.

      – Но почему? – спрашиваю я.

      – Давай нанесем краску, – говорит она. – А потом поговорим.

      – С таким цветом меня не пустят в школу! – хнычу я, пока мама втирает краску мне в волосы.

      Я сижу в ванной на унитазе с опущенной крышкой со старым полотенцем на плечах.

      – А мне нравятся твои волосы. И я бы не делала этого, если бы не считала важным. –