Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие. Григорий Гнесин

свою настоящую профессию, объяснив им в нескольких словах причины моего путешествия с гитарой по Италии.

      – Accidente!.. – воскликнул старик. – Как это похоже на русского!.. Студент химии ездит по Италии, поёт интернациональные песни, живёт жизнью бездомного бродяги и зарабатывает деньги… Прекрасно!.. Вы мне нравитесь!.. И я очень прошу вас присоединиться к нам. О гонораре мы поговорим потом… Во всяком случае, он не будет меньше того, что вы вырабатываете за день!.. А лучше всего пойдёмте вниз к молочной ферме, и там переговорим обо всём!

      Я надел на себя мешок, перекинул через плечо гитару, и мы спустились втроём по длинной песчаной аллейке вниз, где среди роскошной зелени «Виллы Боргезе», открывался розовый «молочный» домик…

      – Прежде всего, мой дорогой, – сказал старик, когда мы тронулись в путь, – я расскажу вам о нашей труппе… Кто мы, что мы и зачем мы существуем.

      Зимой я и мои друзья – мы все служим, как обыкновенные актёры, в Национальном Театре в Генуе. Играем трагедии, драмы, комедии, даже водевили, – словом, всё, что угодно… Но разве это искусство?!.. Как вам, вероятно, известно, – настоящее искусство театра, искусство импровизации – уже давно ушло… И кажется, как будто бы его и не нужно!.. Но это не так, совсем не так! Оно нужно, оно необходимо, – и народ Италии – демос любит, обожает свой площадной театр… Глубоко уважая великого Салъвини, играющего Отелло или Гамлета, они обожают и превозносят маленького Риккони, играющего родного всем нам Пульчинелло, и любят меня, играющего Труффальдино.

      И эта любовь настолько слаще уважения, что я, как и отец мой, вот уже много-много лет каждую весну разъезжаю по городам Италии, и в маленьких театрах, в кварталах, населённых демосом, и ради демоса – ставим Гоцци, Мариво и собственные пьески.

      И вы бы видели, как принимает нас народ, как дорог ему его собственный театр!

      – И ещё прибавлю я, – произнёс Чиони в то время, как старик, сняв мягкую серую шляпу, отирал лицо красным ситцевым платком, – из года в год путешествуя, мы изучили прекрасно, что любит наш народ; и мы убедились, что ему недостаёт сказки и радости… Вот почему, задыхаясь от смеха до слёз, когда мы, вызывая его на откровенные беседы, помогаем ему осмеять и Ватикан, и Квиринал и Монтечиторио19, – он с такой же радостью уносится в какую-нибудь увлекательную фантастическую картину, из-за которой сквозит тонкая и жгучая мораль. Народ – это прекраснейшая аудитория.

      – Народ – это большой ребенок, – произнёс старик, – у которого не было настоящего детства, которого били, мучили, пугали всякими ужасами, но который всё-таки, оставшись в глубине своих сокровенных мыслей ребёнком, становится самим собой только у нас, только в стенах нашего театра, куда допускаются, конечно, все, и где все чувствуют себя как дома…

      Мы подошли к розовой ферме, заняли столик и, заказав сыру, молока и яичницу, – продолжали нашу беседу.

      Я спрашивал о пьесах, об актёрах, о времени подготовки и т. д.

      – Всё это вы увидите на деле, – отвечал старик, – но вкратце я вам должен сказать,

19

Итальянский парламент.