Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие. Григорий Гнесин

я примерил несколько фраков, из которых один приходился совсем впору и был надет для второго отделения. Цирюльник Беппо завил меня и устроил роскошную шевелюру. В таком виде я вышел в 10 часов вечера на небольшую сцену «Альгамбра» и пел «скандинавов». Романсы понравились, но так, как это было серьёзно, то публике весёлого театра показалось скучным, это чувствовалось даже в преувеличенном внимании. Вернувшись за кулисы, я стал переодеваться. Для меня приготовили нечто похожее на зипун; лицо, при помощи парика и тресса, превратилось в добродушно-стариковское, и, заунывно распевая и без того тоскливые песни, я уверял себя, что именно так поют лирники, которых я никогда не слыхал и смешивал со «слепцами».

      Наступил выход. Медленно шагая, переступив порог сцены, я поклонился в пояс публике, что, очевидно, её заинтересовало; сев на пол, поджав под себя ноги, я взял несколько аккордов на цитре. Потом я запел «Ноченьку» уныло и скорбно, старческим голосом, перебирая пальцами струны, в то время, как в оркестре цитрист тихо аккомпанировал. Этот номер вызвал громкие рукоплескания и повторение. Так было со всеми тремя песнями. Я был доволен своим успехом, почти решив остаться здесь ещё на две, на три гастроли. Но как раз, по окончании спектакля, обратившись к администратору за условленным гонораром, я совершенно неожиданно наткнулся на неприятность. Администратор заявил, что он не может выдать мне денег раньше, чем я пропою три раза, т. е. не ранее, как через неделю. Я стал оспаривать, браниться. В конце концов, вспомнив, что у меня находятся 35 франков на обмундировку, о которых он в этот момент забыл, – я решил не возвращать их и уехать.

      Видя, что я ухожу, г-н Лючини, администратор, и дирижёр Киавари почти одновременно воскликнули:

      – Значит, вы согласны?

      Но я ничего не ответил и вышел на улицу. Меня догнал цирюльник, и мы вместе отправились перекусить в вокзальный буфет. Я решительно отказался продолжать беседу о случившемся, и мы разговорились о театре вообще. Беппо рассказал мне, между прочим, о комической труппе, гостившей здесь дней десять назад и потом уехавшей в Рим. Он рассказывал о том, как они ставили какие-то старинные пьесы, но затрагивали в них современные темы, многое остроумно осмеивая и вышучивая…

      – Это искусство! – говорил повеселевший Беппо, – выходя на сцену, болтать с публикой, и ещё не зная, что она скажет ему, иметь всегда готовые и ядовитые ответы… Это искусство! И какие молодцы! Когда они были здесь, то узнали, что наш знаменитый профессор-хирург Энрико Бурги, женатый на злой и глупой женщине, получил от одного богатого пациента, которому он удачно ампутировал ногу, пять тысяч лир, и подарил их дочери, чтобы она могла уехать в Париж и поступить на курсы… Так вот они изобразили доктора на сцене так:

      «Профессор сидит на берегу Арно и горько плачет: ах, почему я не отрезал ему и вторую ногу? Я бы имел возможность отправить в Париж и мою жену!»

      Мы оба посмеялись забавной шутке импровизаторов и вскоре простились.

      – Ну, значит, до завтра! – воскликнул Беппо, уходя.

      – Нет, навсегда! Я иду сейчас за