Сны Флобера. Александр Белых

ушах. Это была взрывоопасная тишина. Если бы можно было взять эту тишину и разорвать в клочья, как она рвала свои дневники, стихи, бумаги – свидетелей отчаяния Марго! Она сравнивала себя с подводниками. Один студент, служивший во флоте, как-то рассказывал Марго, что когда субмарина после многомесячного пребывания под водой всплывает на поверхность океана, то первое желание, которое возникает у тех, кто вышел наружу, это накричаться во всё горло, взорвать тишину, наполнить лёгкие пространством. И ещё она подумала: «Не так ли Бог раздирает себя, чтобы докричаться до людей?»

      Она не стала перестилать постель, решив сделать это на другой день, после того, как примет ванну, почистит свои фазаньи пёрышки, сделает маску, покрасит волосы. Марго ополоснула лицо холодной водой, щёки продолжали пылать. «Хоть лепёшки выпекай на моих щеках, такие горячие!» Переодеваясь в ночную рубашку в голубых васильках, она погладила свой живот, осмотрела себя в зеркале, полюбовалась красивыми бёдрами.

      Ночью ей приснился большущий, белый-пребелый каравай. Этим караваем была баба, но Марго точно знала, что это она сама, хотя наблюдала со стороны, как забавная чёрная собачка, сеттерок, обнюхала её со всех сторон, а потом подняла заднюю ногу и пописала. «Он пометил тебя, значит, ты принадлежишь ему», – разгадала она во сне свой сон. И еще подумала: «Хорошо умирать в таких снах!» Она брела в ромашковом поле, собирая цветы, чтобы сплести венок для своей собачки, которая, виляя хвостом, бежала впереди. Её любимый сеттер заливался лаем, но она не слышала его. Потом она перестала чувствовать запах. Налетел ветер, и все ромашки склонились в её сторону. Что-то жалобное было в них. Баба-каравай превратилась в перекати-поле. Марго ничего не могла понять, но сознание подсказывало, что это просто сон, и она подумала о времени: «Который час?»

      Марго никогда не путала сны с реальностью, но любила перетасовывать их. Иногда ей казалось, что её жизнь – это чей-то смутный сон, тайнопись которого ей предстоит разгадать. Когда на душе бывало скверно, она утешалась наивной мыслью, что когда тот, кто видит её жизнь как свой сон, проснётся, то все её боли снимет как рукой. Женщина никогда не задавалась вопросом, почему именно он, которого именовала сновидцем, должен проснуться, а не она, Марго.

      …Осень – время Будды. С этой мыслью она шла через парк, бывшее городское кладбище, где был похоронен её православный дедушка, неподалёку от затерянной могилы правнука Пушкина. Церковь взорвали под медные фанфары и при большом скоплении угрюмого народца, а кладбище снесли, устроив вместо него увеселительные аттракционы для советских детей. Когда открывали гробы, рассказывала бабушка, там были одни генеральские мундиры при орденах…

      Уже много лет её жизнь протекала в треугольнике: Тигровая сопка, Покровский парк, Орлиное гнездо. Было это осенью или весной? «Он припёрся ко мне домой», – раздосадовано фыркнула Марго. Осенняя листва на дубах ещё зеленела. «Моя жизнь как ворох опавших листьев…» Она чувствовала, что кто-то вмешивается в её мысли, и незаметно стала разговаривать с ним. Её собеседником