И один в поле воин. Юрий Петрович Дольд-Михайлик

отпустил их обоих… Да еще выругал на прощанье за то, что так неосторожны!

      – Что-о-о-о? Ты с ума сошла. Или, может быть, рехнулась эта мадам Дюрель?

      – Мадам Дюрель в полном рассудке, и она клянется, что все было именно так. Она даже узнала немецкого офицера.

      – Кто же он?

      – Барон фон Гольдринг! Она видела его в нашем ресторане – мама покупает у нее вино, и она часто у нас бывает.

      – Снова Гольдринг!

      Задумчиво потирая свой длинный нос, Франсуа присел на скамью. Моника напряженно следила за выражением его лица, но ничего, кроме растерянности, на нем не увидела.

      – Так чем же ты все это объяснишь? – не выдержала она.

      – Пока ничем. Сегодня во что бы то ни стало увижу Жана, расспрошу его, и если это правда, тогда…

      – Что тогда?

      – Сейчас я ничего не скажу. Я и сам ничего не понимаю… Чтоб фашистский офицер, барон, поймал двух маки, а потом отпустил… Нет, тут что-то не так. Возможно, он хочет спровоцировать нас, втереться в доверие… Нет, в выводах надо быть очень осторожным… И ты еще внимательнее должна следить за этим Гольдрингом и быть настороже. Кстати, как у тебя складываются с ним отношения?

      – Он просил меня, чтобы я помогла ему изучить язык.

      – Ты, конечно, согласилась?

      – Должна была согласиться, помня твой суровый приказ.

      – И как он себя держит? Удалось тебе что-нибудь узнать?

      – Нет. Он очень сдержан, вежлив и не думает ухаживать за мной.

      – О чем же вы с ним разговариваете?

      Моника передала свой разговор с Генрихом о французском языке и будущем Франции. Франсуа задал девушке еще несколько вопросов, касающихся Гольдринга, но ответы на них, очевидно, мало что ему объяснили.

      – Загадочная личность этот барон, – сказал он поднимаясь. – Во всяком случае, надо предупредить наших, чтобы его случайно не подстрелили. Возможно, он действительно антифашист и хочет нам помочь. Но все это надо хорошенько проверить. А пока будь осторожна, используй уроки французского языка, чтобы побольше разузнать.

      – Понимаю.

      – Предупреди мать и мадам Дюрель, чтобы они никому ничего не рассказывали. А себя веди так, словно ты ничего не знаешь.

      Франсуа подтолкнул велосипед и шутя добавил:

      – И в благодарность за то, что он отпустил твоего брата, смотри не влюбись в этого барончика.

      Моника сердито сверкнула глазами и нажала на педали.

      Как только закончился обед и все встали из-за стола, Лютц подошел к Гольдрингу.

      – Вам, лейтенант, важное поручение от генерала. Придется ехать в Лион. Пойдемте в штаб, и там я вам все объясню.

      По дороге к штабу всегда разговорчивый Лютц молчал. Видя, что он в плохом настроении, не начинал разговор и Генрих.

      У себя в кабинете Лютц тоже не сразу заговорил о поручении генерала. И Генриха уже начинало беспокоить это странное поведение адъютанта.

      – Так в чем же заключается поручение генерала, герр гауптман? – официальным тоном спросил он.

      Лютц взглянул