Батальон ангелов. Борис Акунин

унтер-офицер! – издали хрипло заорал Романов. – Отставить занятия! Ко мне! Неряшливый вислопузый дядька (еще и с цигаркой во рту, это на учении-то!) обернулся на незнакомого штабс-капитана.

      – Девоньки-теточки, постоять-оправиться!

      Вразвалочку подошел, но все же откозырял. Его водевильное воинство немедленно разбилось на несколько кучек. Кто-то стал с любопытством разглядывать Алексея, другие о чем-то затарахтели.

      – Начальник плац-команды Сидорук, – доложил унтер, немного подумал и принял довольно неубедительную стойку «смирно». Почувствовал по взгляду офицера, что так будет лучше.

      – Где командир батальона? – рявкнул Алексей.

      – Бочка-то? В штабе. – Начальник строевой команды кивнул на институтский корпус.

      – Какая еще «бочка»?

      – Все ее так зовут, господин штабс-капитан. Потому фамилия у ей Бочарова.

      – У ей? Батальоном командует…женщина?!

      Невероятно! Со слов чувствительного господина в пенсне Алексей решил, что прапорщик Бочарова состоит при батальоне чем-то вроде комиссара или «святой девы-вдохновительницы» – как Жанна Д’Арк при капитане Дюнуа.

      – Так точно. Она боевая. Две ранении, полный георгиевский бант. – Сидорук понизил голос, перешел на доверительный тон. – Да всё одно – баба есть баба. А вы к нам что ли назначены? Ох, набедуетесь.

      Алексей помолчал, переваривая информацию. Ну и скотина же комиссар Нововведенский! Деваться однако некуда.

      – Во-первых, застегнуть ворот, – проскрипел Романов. – Во-вторых, сапоги чтоб сверкали. Вы – строевик, должны подавать пример, а похожи на обозного. В-третьих: командира батальона «Бочкой» и тем более «бабой» не называть. Ясно?

      Вот теперь унтер вытянулся уже по-настоящему, как в прежние времена. И ответил четко:

      – Так точно, ясно, господин штабс-капитан!

      В женском институте

      Стиснув зубы шел Алексей по длинному и широкому коридору, где еще недавно парами разгуливали институтки в белых фартуках. Сейчас вдоль стены выстроилась очередь: женщины и девушки, по преимуществу совсем молодые, по-разному одетые, с саквояжами, чемоданчиками и просто узелками. Те, что стояли ближе к лестнице, выглядели оживленными и шумно разговаривали, но по мере приближения к рекреационному залу болтовня звучала тише, а лица делались напряженнее.

      В просторном прямоугольном помещении была устроена парикмахерская. Щелкали ножницы, трещали машинки, состригали под ноль и пышные куафюры, и девичьи косы, и модные прически «а-ля гарсон». Весь пол вокруг шести стульев был будто покрыт жухлой травой светлого, темного, рыжего оттенка. Шесть парикмахеров исполняли свою работу с одинаково траурными физиономиями. Мальчик-подмастерье ползал на корточках, отбирая самые пышные и длинные волосы – пригодятся на парики и шиньоны.

      Романов замер от такого зрелища и не скоро тронулся с места. Много всякого повидал он на войне, бывал и под артобстрелом, и в атаке, и в окружении, но никогда еще не попадал в атмосферу столь всеохватного ужаса. Ужас застыл