Кровавый пир. Андрей Зарин

утром четвертого сентября астраханцы опять толпились по берегу Волги у пристани, на этот раз смотря на проводы удалых казаков. В толпе преобладали теперь ярыжки, бездомные и посадские.

      Длинной лентою выравнялись вдоль берега казацкие струги, и впереди всех, у самой пристани, атаманский» Сокол».

      Стенька Разин, со всеми есаулами в дорогих нарядах, стоял без шапки на пристани, а воевода, князь Прозоровский, окруженный боярскими детьми, дьяками и приказными, важно, наставительно говорил ему:

      – Помни же, атаман, царь милует до первой прорухи. Тогда уж и не жди пощады! Все попомнится! Иди со своими молодцами тихо да мирно, у городов не стой, бесчинств не чини, а ежели к тебе государевы людишки приставать станут, к себе не бери их. Нашего наказного не забижай, а слушай! Вот он тебя до Царицына проводит, жилец наш Леонтий Плохово. Сильно не пои его, чтоб разуму не лишился…

      В синем армяке, в суконной шапке, высокий и статный, с черной окладистой бородою, вышел из толпы Плохово и стал обок Разина.

      Тот исподлобья взглянул на него и усмехнулся.

      – В мамушки к нам, выходит! – сказал он. – Что ж, милости просим!

      – Так помни, атаман, – еще раз наставительно произнес князь – воевода, – а теперь – с Богом!

      Он протянул руку, думая, что Разин поцелует ее, но Разин только тряхнул головою и сказал:

      – Благодарим за хлеб, за соль! Коли в чем я али мои молодцы провинились, не осуди, князь! – и, надев шапку, он махнул своим есаулам.

      Все ватагою взошли на струг.

      Князь гневно посмотрел им вслед и еще грознее оглянулся, когда услышал вокруг легкий смех.

      А Стенька Разин стал на самую корму и, сняв шапку, зычным голосом сказал всей голытьбе, оставшейся на берегу:

      – Бувайте здоровы, братики! Спасибо, что моими молодцами не брезговали, може, еще свидимся, дружбу помянем!

      – Здоров будь, батюшка Степан Тимофеевич! – заревела толпа.

      – Ворочайся, кормилец!

      – Смирно вы, ослушники! – грозно закричал князь – воевода, но его голоса не было даже слышно.

      – Отча‑ли – вай! – разнеслось по реке.

      Атаманский струг дрогнул, отделился от пристани и медленно пошел вверх, за ним длинной чередой потянулись казачьи струги.

      Народ бросился бежать по берегу, провожая казаков.

      – Прощайте, добры молодцы! Наезжайте еще! – кричали с берега.

      – Нас не забывайте, други! – кричали со стругов.

      – Бог вам в помочь, молодчики!

      – Пути доброго!

      Разин стоял на корме и низко кланялся, бормоча про себя: «Эти не выдадут! Хоть сейчас зови!»

      Мощная фигура его красовалась перед народом, медленно удаляясь. Вот уже алеет только его жупан. Последние искорки сверкнули на дорогом оружии, и струг скрылся в туманной дали.

      А казачьи струги все плыли и плыли. Народ провожал их уже глазами. Словно журавлиная станица слетела с места и тянулась по безбрежному небу…

      Князь Прозоровский долго смотрел им вслед, прислушиваясь к крикам народа, потом вздохнул и, задумчиво качая головою, медленно пошел домой…

      Словно