Кровавый пир. Андрей Зарин

жил всего в трех верстах.

      Усадьба его садом сливалась с лесом, а ворота выходили на речной берег. С боков шли степные луга, и вокруг ближе трех – пяти верст не было у него никаких соседей.

      В эту ночь не спалось ему. Все еще не мог совладать он со своими думами и ломал голову, как увидеть Наташу, как узнать, что с нею. Грустный, он вышел на свое крыльцо. Месяц ласково смотрел на него.

      Василий поднял глаза на небо.

      Может, и она в эту минуту смотрит из оконца на луну и о нем думает.

      Вдруг он вздрогнул. Жалобно – жалобно заплакал филин.

      Не к добру это!

      И только что он это подумал, как с криками замелькали по двору люди, распахнулись ворота, и в них хлынула толпа, сверкая саблями.

      Василий тотчас сообразил, в чем дело, и бросился в горницу! В один миг сорвал он со стены саблю и прыгнул в окошко.

      Его тотчас окружили люди Первунка.

      Сзади послышались вопли, собачий лай, звон мечей, и вдруг страшная картина разбоя озарилась заревом пожара.

      Василий рубился как исступленный.

      – Не руби его! – закричал Первунок. – Это сам! Живым бери! У кого аркан?

      Василий отпрыгнул в сторону и метнулся по траве сада, махая саблею. Все расступились. Он бросился к тыну.

      – Лови его, держи! – раздались голоса. В ту же минуту под ноги ему подкатился какой‑то человек. Василий упал, и тотчас на него навалились лукоперовские холопы.

      Посреди двора, вокруг которого, с треском рассыпаясь искрами, догорали избы, на краю колодца сидел Сергей, опираясь на саблю, а перед ним стоял связанный Чуксанов. Они смотрели в упор друг на друга, и взоры их метали молнии. Наконец Сергей перевел дух и заговорил:

      – Ну, вот, друже, и расчет сведем! Ты меня, а я тебя!

      – Расчет будет, когда я вашу усадьбу спалю! – глухо ответил Василий.

      Сергей усмехнулся:

      – Ладно, коли спалишь, а пока за вчерашнее посчитаемся!

      – Развяжи руки и дай саблю!

      – Тебе? Саблю? – с невыразимым презрением воскликнул Сергей. – Пастуший кнут тебе, дворянин сермяжный!

      Он перевел дух и, стараясь казаться спокойным, сказал с усмешкою:

      – Хотел я тебя поначалу нагайкой бить, да раздумал. Ты меня нагайкой бил, и выходит, тебе то не по чину будет! Решил розгами!

      Василий вздрогнул.

      – Не смеешь ты этого! – закричал он. – Я такой же дворянин, как и ты. Я к воеводе пойду!

      – Иди, милостивец! А пока что: эй, Первунок, Кривой, Муха! Ну‑ка его! – закричал Сергей.

      В одно мгновение холопы набросились на Чуксанова, развязали его, сдернули кафтан, рубаху и штаны и положили на землю. Первунок сел ему на плечи, Муха на ноги.

      – Розог! – приказал Сергей.

      Длинные прутья свистнули в воздухе, и из спины Чуксанова брызнула кровь. Он закусил себе руку, чтобы не кричать от боли.

      – Садчее! Садчее, так его! Будешь помнить, волчья, сыть, Лукоперова! Голь! Сермяжный дворянин! – ругался Сергей под свист розог.

      Кривой устал махать рукою, его сменил Сова. Спина Чуксанова уже давно представляла собою