Перси Джексон и похититель молний. Рик Риордан

все было намного красивее, чем я привык. Я сидел в шезлонге на высоком крыльце, и взгляд мой скользил над лугами, упираясь в зеленые холмы, видневшиеся вдалеке. Легкий ветерок доносил аромат клубники. Ноги мои укрыли одеялом, под голову подложили подушку. Все это прекрасно, однако во рту у меня был такой вкус, будто там свили гнездо скорпионы. Все зубы болели, шершавый и распухший язык едва ворочался.

      На столике рядом со мной стоял высокий стакан с питьем. По виду оно напоминало холодный яблочный сок, на зеленую соломинку с бумажным зонтиком была насажена мараскиновая вишенка.

      У меня так ослабели руки, что, взяв стакан, я чуть не выронил его.

      – Осторожно, – произнес знакомый голос.

      Гроувер стоял, прислонившись к перилам крыльца, с таким видом, будто он не спал целую неделю. Под мышкой он бережно держал коробку из-под ботинок. На нем были джинсы и ярко-оранжевая футболка с надписью: «ЛАГЕРЬ ПОЛУКРОВОК». Старый добрый Гроувер – точь-в-точь как прежде. И никаких сатиров.

      Так что, может, это был кошмар? Может, с мамой все в порядке? Сейчас по-прежнему выходные, и мы почему-то остановились в этом большом доме. И…

      – Ты спас мне жизнь, – сказал Гроувер. – Я… что ж, я, по крайней мере, смог… вернуться на холм. Я подумал, что тебе этого хотелось.

      Поклонившись, он поставил коробку мне на колени.

      Внутри оказался черный с белым бычий рог, сломанный и зазубренный у основания, на острие запеклась кровь. Нет, это был не кошмар.

      – Минотавр, – вспомнил я.

      – Хм, Перси, не слишком хорошая мысль произносить это вслух…

      – Так его называют в греческих мифах, да? – настойчиво повторил я. – Минотавр. Наполовину человек, наполовину бык.

      Гроувер потоптался на месте.

      – Ты был в отключке два дня. Что ты помнишь?

      – Мама. Она действительно?..

      Гроувер опустил глаза.

      Я посмотрел вдаль, через луг. Там зеленели рощицы, вился, струясь, речной поток, под синим небом расстилались клубничные поля. Долину окружали округлые склоны холмов, и самый высокий, прямо перед нами, был тот, на котором росла раскидистая сосна. Даже это дерево на вершине казалось прекрасным в лучах солнца.

      Итак, моя мать умерла. Весь мир станет черным и холодным. В нем уже не будет места прекрасному.

      – Прости, – шмыгнул носом Гроувер. – От меня одни несчастья. Я… я самый плохой сатир в мире.

      Он застонал, с такой силой топнув ногой о землю, что она отскочила. То есть я, конечно, хочу сказать, что с ноги соскочил высокий ботинок. Внутри оказался пенопласт с отверстием для копыта.

      – О Стикс! – пробормотал Гроувер.

      В чистом небе раздались раскаты грома.

      Пока Гроувер старался натянуть ботинок, я подумал: «Что ж, неплохо».

      Гроувер был сатиром. Я почти не сомневался, что если сбрить его курчавые каштановые волосы, то под ними обнаружатся маленькие рожки. Но я чувствовал себя слишком несчастным, чтобы беспокоиться о существовании сатиров или даже минотавров. Все мои мысли сводились лишь к одному: моя мама обратилась в ничто, растворилась