Положитесь на Псмита. Пелам Вудхаус

буду провеивать эти груды, отбирая наиболее желательные предложения.

      – Сейчас найти работу трудно, – с сомнением сказал Майк.

      – Нет, если предлагаешь нечто сверхособое.

      – Но что можешь предложить ты?

      – Мои услуги, – ответил Псмит с легким упреком.

      – В качестве?..

      – Чего угодно. Никаких ограничений я не ставлю. Не хочешь ли прочесть мой манифест? У меня в кармане есть экземпляр. – И Псмит извлек из кармана своего безупречного жилета сложенный листок. – Буду рад выслушать твое мнение, товарищ Джексон. Я не раз говорил, что по части здравого смысла с тобой мало кто сравнится.

      Объявление, которое за несколько часов до этого так ободрило высокородного Фредди Трипвуда в курительной замка Бландингс, на Майка, по натуре серьезного и уравновешенного, произвело несколько иное впечатление. Он прочел листок и продолжал молча смотреть на него.

      – Изящно, ты согласен? – сказал Псмит. – Коротко и ясно? Еще бы, еще бы!

      – Неужели ты действительно думаешь поместить эту чушь в газете? – спросил Майк.

      – Уже поместил. Как я тебе сказал, оно напечатано в утреннем выпуске. И завтра в этот час я, без сомнения, начну сортировать первые предложения.

      Майк невольно вспомнил жаргон школьных лет.

      – Ну ты и осел!

      Псмит водворил листок в карман жилета.

      – Ты огорчаешь меня, товарищ Джексон, – сказал он. – Уж от тебя-то я ожидал более широкого взгляда на вещи. Собственно говоря, я ждал, что ты тут же помчишься в редакцию этого органа печати и поместишь в нем сходное объявление. Но никакие твои возражения не омрачат моего бодрого духа. Клич несется по Кенсингтону и его окрестностям: «Псмит двинулся!» В каком направлении – клич не уточняет, но эти сведения принесет будущее. А теперь, товарищ Джексон, просочимся вон в ту кондитерскую и поднимем за успех полную чашку чая. Я провел особенно тяжкое утро среди трески, и мне необходимо освежиться.

II

      После того как Псмит удалил свою яркую личность с тротуаров Уоллингфорд-стрит, прошло минут двадцать, а затем ее унылость вновь была несколько скрашена. Улицу сковывала летаргия второй половины дня. Иногда из-за угла, погромыхивая, появлялась тележка торговца, и время от времени под сенью вечнозеленых кустов куда-то целенаправленно пробирались кошки. Но без десяти пять по ступенькам номера восемнадцатого взбежала девушка и позвонила.

      Это была девушка среднего роста, стройная, тоненькая, а светлые волосы, радостная улыбка и мальчишеская гибкость фигуры вносили свою лепту в общее впечатление бодрой веселости, которое подкреплялось тем, что, как все девушки в этом сезоне, черпающие идеи своих туалетов в Париже, одета она была в черное.

      Снова дверь открыла маленькая служанка.

      – Миссис Джексон дома? – спросила девушка. – Она меня ждет. Я мисс Халлидей.

      – Да, мисс.

      Дверь в глубине узкой прихожей открылась.

      – Это ты, Ева?

      – Фил, прелесть моя, здравствуй!

      Филлис