Очерки по аналитической психологии. Карл Густав Юнг

какой-то дьявол. Напротив, он может быть замечательным человеком, который, однако, находится в отношении несовместимости с проецирующим, и поэтому между ними возникает некоторый «дьявольский», т. е. разделяющий, эффект. Равным образом и проецирующий вовсе не должен быть «дьяволом», хотя ему следует признать, что он также имеет в себе нечто «дьявольское» и, проецируя его, еще больше оказывается в его власти. Но сам он отнюдь еще не является «дьявольским», а может быть столь же достойным человеком, как и другой. Появление в данном случае образа дьявола означает: эти два человека несовместимы (сейчас и в ближайшем будущем), почему бессознательное и отталкивает их друг от друга и мучительным образом удерживает на дистанции. Дьявол является вариантом архетипа тени, т. е. опасного аспекта непризнанной, темной половины человека.

      Существует еще один архетип, с которым мы почти регулярно сталкиваемся в проекциях коллективно-бессознательных содержаний, – это «колдовской демон», чаще всего производящий жуткое впечатление. Хороший пример этого – Голем Майринка, а также тибетский колдун в его «Летучих мышах», магическим образом развязывающий мировую войну. Разумеется, Майринк узнал это не от меня, а свободно выкристаллизовал из своего бессознательного, выражая в образе и слове сходное чувство, подобно тому как пациентка проецировала его на меня. Тип колдуна встречается также в «Заратустре», в «Фаусте» же – это сам герой.

      Образ такого демона, пожалуй, относится к одной из низших древнейших ступеней в развитии понятия бога. Это тип первобытного племенного колдуна или шамана, личности особенно одаренной, заключающей в себе магическую силу. Мы знаем, что представление о шамане, общающемся с духами и обладающем магической силой, у многих первобытных народов укоренено настолько глубоко, что они даже полагают, будто у зверей тоже есть свои «доктора». Так, ахумави в Северной Калифорнии говорят об обычных койотах и о «койотах-докторах». Итак, фигура такого колдуна-врачевателя, если она представляет некоторый негативный и, случается, опасный аспект, часто обрисовывается как темнокожая и относящаяся к монголоидному типу. Порой ее лишь с большим трудом или почти нельзя отличить от тени, но чем больше преобладает в ней магическая черта, тем легче она может быть отделена от тени, что немаловажно постольку, поскольку она может иметь также и позитивный аспект мудрого старого человека[68].

      Познание архетипов является значительным шагом вперед. Магическое или демоническое действие, оказываемое ближним, исчезает благодаря тому, что тревожное чувство сводится к некоторой определенной величине коллективного бессознательного. Зато теперь перед нами встает новая задача: каким образом «я» должно размежеваться с этим психологическим «не-я». Можно ли довольствоваться констатацией действенного существования архетипов, а в остальном предоставить дело самому себе? Но тогда возникло бы перманентно диссоциированное

68

Ср.: Uber die Archetypen des kollektiven Unbewufiten, 1934. Ges. Werke, Bd. 9. См. также: C. G. Jung. Bewufites und Unbewufites (Fischer Bticherei, 1957).