Флаг миноносца. Юлий Анненков

оперся обеими руками о стол. – Разве я могу ночевать?! Мне – в часть. Давай выпьем с тобой на дорожку! – Он вылил из бутылки остаток водки и протянул рюмку Маринке. Она отстранилась, поморщившись от запаха сивухи. – Ты не хочешь со мной выпить? Ну немножко, Мариночка, только пригуби. За то, чтобы мы снова встретились!

      Маринка с отвращением прикоснулась губами к рюмке. Володя выпил и снова сел. В его захмелевшем мозгу все спуталось. Внезапно нахлынула грусть. Наверно, он больше не увидит Маринку. Скорее всего, его убьют в одном из ближайших боев, а она так и не узнает, как он ее любил. А может, ей это не важно?

      – Когда тебе нужно быть в части? – спросила Маринка.

      – Ты ждешь, чтобы я ушел?

      – Что ты, Володя! – Она подошла к нему и обняла его одной рукой за шею. – Как ты мог подумать? Я просто беспокоюсь…

      Сомин не дал ей договорить. Он порывисто поднялся и с размаху поцеловал ее в щеку. Маринка не двигалась.

      – Ты не знаешь, как я тебя люблю, Мариночка. Эта встреча – не зря. Это – сама судьба. Так должно было быть.

      Она пыталась осторожно освободиться от него, но Володя уже потерял над собой всякий контроль. Ему удалось поцеловать ее в губы. Маринка вырвалась, но он снова схватил ее и, не удержавшись на ногах, свалился вместе с ней на кровать.

      – Пусти сейчас же! Ты с ума сошел!

      Он не отпускал ее:

      – Маринка, сейчас… Только сейчас… Ты меня больше не увидишь, Мариночка…

      Ей удалось наконец освободиться от него. Растрепанная, в разорванном свитере, тяжело дыша, Маринка отошла на прежнее место к печке. «Какая гадость! Если бы на моем месте была любая другая женщина, он точно так же накинулся бы на любую!»

      Слезы текли по ее щекам. Ей было обидно и стыдно.

      – Уходи! – сказала она. – Уходи, и немедленно!

      – Но почему, Мариночка, чем я тебя обидел?

      – Ты еще спрашиваешь? – Она сорвала с гвоздя тяжелый полушубок Сомина и швырнула его на кровать: – Одевайся!

      Володя долго тыкал руками в рукава. Не застегнувшись, он нахлобучил шапку, кое-как затянул ремень, на котором болтались наган и гранатная сумка:

      – Хоть поцелуй меня на прощание…

      – Не хочу! Ты – глупый! Я только о том и мечтала, чтобы целовать тебя, чтобы быть твоей, а ты!.. Напился и все забыл! Забыл, что рядом немцы, которых вы подпустили к Москве, что мой отец, может быть, уже убит, что здесь – больная мать! – Придерживая рукой разорванный свитер, Маринка открыла дверь.

      Когда Сомин ушел, она бросилась на кровать и плакала до тех пор, пока стекла не задрожали от орудийных залпов. Тогда она поднялась и подошла к окну. Фонарь погас. Только красная точка обгорелого фитиля светилась в темноте, а за окном разливался бледный зимний рассвет.

      5. Командир и комиссар

      По дороге в часть хмель быстро выветрился из головы Сомина. Остались только тяжесть и ощущение непоправимого несчастья. Не оглядываясь по сторонам и не думая о врагах, которые подкарауливают под каждым кустом, он быстро дошел до села, но здесь ждала