Песня о погибших пилотах. Владимир Хотилов

в молодости в каком-то привокзальном ресторане: «…И посадил дерево, и построил дом, и вырастил сыновей, а когда умер, и прошло время, то на его могиле, среди жухлой травы, вырос огромный, пыльный лопух…»

      – Точно, лопух… – непроизвольно произнёс он и подумал: «Надо же!.. Сам написал много книг, ещё больше прочитал, стал прадедушкой – и на тебе!.. Постиг, называется, истину!»

      Но после этого что-то в нём перевернулось и старик, вспоминая своё детство и юность, вновь пережил с невероятной быстротой и поразительной ясностью самые тяжелые, переломные моменты бытия, когда от отчаяния у него наступало, казалось, какое-то прозрение. И тут же с неумолимой очевидностью вдруг осознавал тогда никчемность не только собственной жизни, но ещё бессмысленность и ничтожность существования вокруг него других людей. Но потом эти ощущения проходили и всё со временем забывалось.

      «Так что это?.. Что?!.. Гениальная ошибка природы?.. Или просто ошибка, а ещё хуже – трагическая ошибка… Трагическая ошибка гениальной природы?!» – мысли проносились в голове старика, и он, чему-то изумившись, медленно произнёс, странно при этом улыбаясь: – Устами младенца глаголет истина… устами младенца… всё верно… Аминь!

      Старик очнулся, посмотрев на уже допотопный корейский мобильник, который просигналил о разрядке аккумулятора, и неожиданно подумал: «Может, новый купить?.. Китайский смартфон, например, – они подешевле».

      Он недовольно поморщился от нахлынувших, тревожащих его мыслей.

      – А кому звонить?.. Кому жаловаться, а?! – произнёс он с усмешкой. – Создателю, что ли?

      Старик знал, что остался совсем один… Все почти исчезли, ушли в иной мир или разбрелись по свету, а один правнук его бабушки проживал теперь в другом полушарие Земли, в небольшом городке штата Нью-Джерси, не так далеко от самого большого американского города, но ещё ближе к международному аэропорту имени того самого Джона Кеннеди – улыбчивого президента, каким старик запомнил его ещё с юности.

      Если бабушка была жива и узнала бы, что её потомок обосновался в Америке, то с ума бы не сошла, но переживала бы за него не меньше, чем когда-то за своего младшенького сыночка и вязала, как и прежде, шерстяные носки, только теперь для своего правнука.

      – Все мы в этой жизни пилоты… или пассажиры, – рассуждал он вслух, вспоминая заботливую бабушку, – и у тех, и у этих, то взлёты, то посадки… Сначала взлетаем в туманную жизнь, а как чуток в ней прояснится, глядишь, пришло время приземляться… уже навечно.

      Старик опять вспоминал своё детство и юность. И к нему возвращались редкие картины прошлого, из глубин которого по немыслимым законам человеческой памяти перед ним вдруг возникал, как на фотографии, тот самый утопленник в дырявых носках, однажды увиденный мальчуганом на берегу величавой реки. Старик же почему-то не удивлялся этому, а лишь с грустью говорил:

      – Течёт река… течёт.

      Однако