Мещане. Алексей Писемский

голову, чтобы внимательнее выслушать и лучше понять, что говорил Янсутский.

      – Только это-с? – спросил он его каким-то плутовато-насмешливым голосом.

      – Конечно! – подтвердил Янсутский. – Даже в наших предприятиях – вы, конечно, хорошо это знаете – ни подрядчики, ни мы сами в настоящее время не станем так строго обращаться с подчиненными, как это бывало прежде.

      – Это отчего-с? Я нынче так же строго держу… еще строже даже!.. – возразил Хмурин.

      – Поэтому вы рискуете быть наказанным, – заметил ему Янсутский.

      – Да хоть бы двадцать раз меня наказывали!.. В нашем деле без строгости нельзя-с!

      – Что ж, вы и терпели наказание? – спросил Хмурина Тюменев.

      – Никак нет-с! – отвечал тот с усмешкой. – И терпеть даже никогда не буду, потому я богат… Ну, когда тоже очень этак не остережешься, призовешь после этого «пострадавшее лицо», как нынче их, окаянных, именуют, сунешь ему в зубы рублей тридцать – он же тебе в ноги поклонится.

      – Ну, не всякий вам поклонится, извините! – возразил ему опять Янсутский.

      – Не всякий? – повторил насмешливо Хмурин. – Я даже… не для огласки это будь молвлено… генерала было одного «оскорбил действием», – прибавил он, видимо, зная все юридические термины из новой судебной практики и сильно их не любя.

      – Генерала? – спросил не без удивления Тюменев.

      – Точно так-с! – ответил Хмурин. – Кирпичу я ему поручил для меня купить, тысяч на сто, а он тут и сплутовал сильно; я этого не стерпел, соскочил с пролеток, да с плетью за ним… «Ну, думаю, пропал совсем!..» А выходит, что на другой день он сам же пришел ко мне: добрый, значит, этакой уж человек, и до сей поры мы приятели!..

      Говоря это, Хмурин все почему-то старался смотреть в окно, а граф Хвостиков тоже как-то глядел в совершенно противоположную сторону, и сильно можно было подозревать, что вряд ли эта история была не с ним.

      – Сильвестр Кузьмич любит и выдумывать на себя, – отозвался вдруг Офонькин на своем бердичевском наречии.

      – Пошто ж мне выдумывать?.. Не выдумываю!.. – отвечал ему как бы совершенно равнодушным тоном Хмурин. – А говорю только к тому, что я суда мирового не боюсь.

      – Прекрасно-с, но в этом случае вы вините общество, а не суд, – начал снова с ним препираться Янсутский. – В давешнем же споре нашем вы смешали два совершенно разные суда: один суд присяжных, которые считают себя вправе судить по совести и оправдывать, а в другом судит единичное лицо – судья.

      – Позвольте-с! Позвольте! – перебил его Хмурин, как-то отстраняя даже рукою его доказательства. – Господину мировому судье закон тоже позволяет судить по совести – раз!.. Второе – коли убийцу какого-нибудь или вора судят присяжные, суди и драчуна присяжные: суд для всех должен быть одинакий!

      – Я не нахожу существенной разницы в обоих этих судах, – вмешался в разговор Тюменев, – как тут, так и там судят лица, выбранные обществом.

      Хмурин на это засмеялся.

      – Ах, ваше превосходительство! – воскликнул