Мещане. Алексей Писемский

о чем она могла вести такую одушевленную и длинную беседу с этим жирным боровом.

      Вскоре подали блюдо, наглухо закрытое салфеткой.

      Янсутский сейчас же при этом встал с своего места.

      – Это трюфели a la serviette[22], – сказал он, подходя к Бегушеву, с которого лакей начал обносить блюдо.

      Бегушев на это кивнул головой.

      – Благодарю вас, я трюфели ем только как приправу, – проговорил он.

      – Но в этом виде они в тысячу раз сильнее действуют… Понимаете?.. – воскликнул Янсутский.

      Бегушев и на это отрицательно покачал головой.

      Янсутский наклонился и шепнул ему на ухо:

      – Насчет любви они очень помогают!.. Пожалуйста, возьмите!

      – Нет-с, я решительно не могу их в этом виде есть! – сказал Бегушев.

      Янсутский, делать нечего, перешел к Тюменеву.

      – Надеюсь, ваше превосходительство, что вы по крайней мере скушаете, – проговорил он. – Насчет любви они помогают! – присовокупил он и тому на ухо.

      – Будто? – произнес Тюменев.

      – Отлично помогают! – повторил Янсутский.

      Тюменев взял две-три штучки.

      – Et vous, madame?[23] – обратился он к Меровой.

      – Елизавете Николаевне мы сейчас положим, – подхватил Янсутский и положил ей несколько трюфелей на тарелку.

      – Но я не хочу столько, куда же мне?.. – воскликнула та.

      – Извольте все скушать! – почти приказал ей Янсутский.

      – Трюфели, говорит господин Янсутский, возбуждают желание любви, – сказал m-me Меровой Тюменев, устремляя на нее масленый взгляд.

      – Каким же это образом? – спросила она равнодушно.

      – То есть – вероятно действуют на нашу кровь, на наше воображение, – старался ей растолковать Тюменев.

      – А, вот что! – произнесла Мерова.

      – Что ж вы так мало скушали?.. Стало быть, вы не желаете исполниться желанием любви? – приставал к ней Тюменев.

      – Нисколько! – отвечала Мерова.

      – Почему же?.. Может быть потому, что сердце ваше и без того полно этой любовью?

      – Может быть! – проговорила Мерова.

      – Интересно знать, кто этот счастливец, поселивший в вас это чувство? – спросил Тюменев, хотя очень хорошо знал, кто этот был счастливец.

      – Ах, этот счастливец далеко теперь, – сказала с притворным вздохом m-me Мерова.

      – Где ж именно? – полюбопытствовал Тюменев.

      – Да на том свете или в Японии. Что дальше?

      – Тот свет, полагаю, дальше.

      – Ну, так он на том свете.

      – Трюфели-c! Трюфели! – говорил в это время Янсутский, идя за лакеем, подававшим это блюдо Хмурину.

      – Отворачивайте, батюшка! Идите с богом!.. Стану я эти поганки есть!.. – отозвался гость.

      Янсутский обратился к Офонькину.

      – Voulez vous?[24] – сказал он.

      – Oui[25], – отвечал тот тоже по-французски.

      – А вам, конечно, все остальное? – спросил Янсутский графа Хвостикова.

      – Но не отсталое, заметь!.. – сострил, по обыкновению, граф

22

в салфетке (франц.).

23

А вы, сударыня? (франц.).

24

Хотите? (франц.).

25

Да (франц.).