Люди сороковых годов. Алексей Писемский

возразила Александра Григорьевна, мрачно нахмуривая брови. – Я, конечно, никогда не позволяла себе роптать на промысл божий, но все-таки в этом случае воля его казалась мне немилосердна… В первое время после смерти мужа, мне представлялось, что неужели эта маленькая планетка-земля удержит меня, и я не улечу за ним в вечность!..

      На это Ардальон Васильевич не нашелся ничего ей ответить, а только потупился и слегка вздохнул.

      – Меня тогда удерживало в жизни и теперь удерживает конечно вот кто!.. – заключила Александра Григорьевна и указала на Сережу, который все время как-то неловко стоял посредине комнаты.

      Старший сын хозяев, должно быть, очень неглупый мальчик, заметил это, и когда Александра Григорьевна перестала говорить, он сейчас же подошел к Сереже и вежливо сказал ему:

      – Вы устали, я думаю, в церкви; не угодно ли вам сесть?

      – Да, устал! – отвечал Сережа ротозеевато и сел.

      Мальчик-хозяин поместился рядом с ним, и видимо с целью занимать его. Другой же братишка его, постояв немного у притолки, вышел на двор и стал рассматривать экипаж и лошадей Александры Григорьевны, спрашивая у кучера – настоящий ли серебряный набор на лошадях или посеребренный – и что все это стоит? Вообще, кажется, весь божий мир занимал его более со стороны ценности, чем какими-либо другими качествами; в детском своем умишке он задавал себе иногда такого рода вопрос: что, сколько бы дали за весь земной шар, если бы бог кому-нибудь продал его? Маремьяна Архиповна вошла наконец с кофеем, сухарями и сливками. Лицо ее еще более раскраснелось. Она сначала было расставила все это перед Александрой Григорьевной, потом вдруг бросилась с чашкой кофе и с массой сухарей и к Сереже. Умненький сынок ее сейчас же поспешил помочь матери и поставил перед гостем маленький столик.

      Александра Григорьевна и Сережа почти с жадностью принялись пить кофе и есть печенье.

      – Я нигде не пивала таких сливок, как у вас, – отнеслась Александра Григорьевна благосклонно к хозяйке.

      Та при этом как бы слегка проржала от удовольствия.

      – И трудно, ваше высокопревосходительство, другим такие иметь: надобно тоже, чтобы посуда была чистая, корова чистоплотно выдоена, – начала было она; но Ардальон Васильевич сурово взглянул на жену. Она поняла его и сейчас же замолчала: по своему необразованию и стремительному характеру, Маремьяна Архиповна нередко таким образом провиралась.

      – Ну-с, теперь за дело! – сказала Александра Григорьевна, стряхивая с рук крошки сухарей.

      – Убирай все скорее! – скомандовал Захаревский жене.

      – Сейчас! – отвечала та торопливо, и действительно в одно мгновение все прибрала; затем сама возвратилась в гостиную и села: ее тоже, кажется, интересовало послушать, что будет говорить Александра Григорьевна.

      – Пожалуйте сюда, Ардальон Васильевич, – отнеслась последняя к хозяину дома.

      Тот встал, подошел к ней и, склонив голову, принял почтительную позу. Александра Григорьевна вынула из кармана два письма и