Черный тюльпан. Александр Дюма

пытался говорить, но слов не было слышно, и можно было видеть только быстрые, отчаянные движения его рук.

      Убедившись, однако, что он не может заставить толпу слушать себя, Бовельт повернулся к окну и позвал Асперена.

      Асперен также вышел на балкон. Его встретили еще более бурными криками, чем депутата Бовельта десять минут тому назад.

      Он также пытался говорить с толпой, но вместо того, чтобы слушать увещания господина Асперена, толпа предпочла прорваться сквозь правительственную стражу, которая, впрочем, не оказала никакого сопротивления суверенному народу.

      – Пойдемте, – сказал спокойно молодой человек, в то время как толпа врывалась в главные ворота ратуши. – Переговоры, как видно, будут происходить внутри. Пойдемте, послушаем, о чем будут говорить.

      – О, монсеньор, монсеньор, будьте осторожны!

      – Почему?

      – Многие из этих депутатов встречались с вами, и достаточно лишь одному узнать ваше высочество…

      – Да, чтобы можно было обвинить меня в подстрекательстве. Ты прав, – сказал молодой человек, и его щеки на миг покраснели от досады, что он проявил несдержанность и обнаружил свои желания. – Да, ты прав, останемся здесь. С этого места нам будет видно, вернутся ли они оттуда удовлетворенные или нет, и таким образом мы сможем определить, насколько порядочен господин Бовельт, честен он или храбр. Это меня очень интересует.

      – Но, – заметил офицер, посмотрев с удивлением на того, кого он величал монсеньором, – но я думаю, что ваше высочество ни одной минуты не предполагает, что депутаты прикажут кавалеристам Тилли удалиться. Не правда ли?

      – Почему? – холодно спросил молодой человек.

      – Потому, что этот приказ был бы просто равносилен подписанию смертного приговора Корнелю и Яну де Витт.

      – Мы это сейчас узнаем, – холодно ответил молодой человек. – Одному лишь Богу известно, что творится в сердцах людей.

      Офицер украдкой посмотрел на непроницаемое лицо своего спутника и побледнел.

      Этот офицер был человеком честным и смелым.

      С того места, где остановились принц и его спутник, было хорошо слышно и голоса и топот толпы на лестнице ратуши. Затем этот шум стал распространяться по всей площади, вырываясь из здания через открытые окна зала с балконом, на котором появлялись Бовельт и Асперен; они теперь вошли внутрь, опасаясь, по всей вероятности, как бы напирающая толпа не перекинула их через перила.

      Потом за окнами замелькали волнующиеся, беспорядочные тени. Зал, где происходили переговоры, заполнился народом.

      Вдруг шум на мгновение затих, а потом вновь усилился и достиг такой мощи, что старое здание сотрясалось до самого гребня крыши.

      Поток людей снова покатился по галереям и лестницам к выходной двери, из-под сводов которой он вихрем выкатывался наружу.

      Во главе первой группы скорее летел, чем бежал, человек, с лицом, искаженным омерзительной радостью.

      То был врач Тикелар.

      – Вот он! Вот он! – кричал он, размахивая в воздухе бумажкой.

      – Они