Когда ты не сам по себе. Стихи, написанные за решёткой. Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

столиц,

      а сирену и рёв бензопил.

      И студёный январь

      в рог бараний согнёт,

      сунет мордою в лагерный быт…

      Это всё происходит

      не только со мной —

      вся страна на коленях стоит.

      Раньше вольницы были

      в тайге острова,

      а теперь —

      лишь метель и конвой…

      Ты прости, что мне снится,

      прости мне, страна,

      тот безумный,

      тот тридцать седьмой.

      * * *

      Этот счёт не приложишь к оплате —

      задолжал я за это и то,

      и, коль я никого не оплакал,

      то меня не оплачет никто.

      Я не знал, где быстрины и мели,

      нарезая по жизни круги,

      но в душе доброты не имея,

      трудно жалости ждать от других.

      Не до смеха теперь, не до смеха

      я попал в непростой переплёт.

      Спохватился, да поздно: уехал

      поезд мой на столетье вперёд.

      И никто не посмотрит с укором,

      всё сокрыто в тревожном дыму,

      и машу я, прощаясь, рукою,

      вероятно, уже никому.

      * * *

      Снова кисточка рассвета

      в краску алую макает,

      вновь от тараканьей этой

      я тоски изнемогаю.

      Выйти б вновь туда, где брагой

      пахнет вольный ветер южный!

      Надоело быть оврагом

      никому совсем не нужным.

      Но другого я не стою,

      это, видимо, расплата —

      неразлучным быть с бедою

      от заката до заката.

      ЕСЛИ ВЕРНУСЬ

      В комнате всё тот же абажур,

      ветер занавеску изорвал…

      Я отвыкшим голосом скажу

      напрочь позабытые слова.

      Здесь не слышно воя бензопил,

      здесь печаль, как первый снег легка…

      Ты пойми: я тот, кем раньше был,

      если изменился, то слегка.

      Головой вот только побелел…

      Но, как сердце радостью не грей,

      та печаль, которой я болел,

      как собака, ляжет у дверей.

      * * *

      Белую кипень сорвало с чёрёмух

      выстрелом грома. Как нищенки эти,

      жизнью платил я за каждый свой промах,

      счастье меняя на снег и на ветер.

      Лунным стеклом застывали лиманы

      в жёлтом желе многотонного ила.

      Алой водою заря обливала,

      лучиком робким звезда мне светила.

      Шел я за нею, с дороги сбиваясь,

      словно в какой-то нечаянной роли,

      чувствуя в сердце щемящую зависть

      к ветру, чей путь не подвластен контролю.

      Так бы лететь, не изведав покоя,

      солнечной тенью и облачным дымом,

      не понимая, что это такое,

      что это значит — быть вечно гонимым.

      * * *

      Эта тюрьма вобрала

      время почище губки,

      страхи чужих бессонниц,

      ужас больных ночей.

      Как сквозняки,

      здесь бродят по коридорам гулким

      призраки