С любовью. Ди Каприо. Нильс Хаген

потому как таец попятился. Боясь напугать аборигена, Никита поспешно остановился и выставил перед собой руки в успокаивающем жесте.

      Таец смотрел с опаской, а когда заговорил, голос его звучал тоже настороженно. Никита честно выслушал птичье бормотание, кивая и старательно улыбаясь, затем попытался создать образ дружелюбного иностранца.

      – Ни хрена не понял, – сообщил он тайцу с той же вымученной улыбкой. – Ты по-русски понимаешь?

      Судя по взгляду, абориген не понимал.

      – Инглиш? – опять попробовал Никита.

      Взгляд тайца оставался непонимающим.

      – Парле ву франсе? – зачем-то припомнил Никита, хотя из французского знал только тот десяток слов, что пел Боярский в фильме про трёх мушкетёров. Впрочем, таец, судя по его красноречивой физиономии, не знал и этого.

      Никита трёхэтажно выругался. Смысл тирады абориген понял вряд ли, но от неистовой интонации явно напрягся.

      – Не-не, – поспешил исправиться Никита, стараясь говорить как можно мягче. – Погоди, не уходи только. Мне нужно…

      Он осёкся. А куда ему нужно? Адреса виллы Никита вспомнить не мог.

      – Консульство. Понимаешь? Российское консульство. Рашен! Консул!

      Понимания в глазах юного тайца не прибавилось. Никита почувствовал, что сейчас взорвётся от отчаяния, и поспешил взять себя в руки.

      – Ладно, – зашёл он с другой стороны. – Мне надо в город. Или в деревню. Что тут у вас есть? Мне надо, где дома и люди.

      Стараясь донести мысль, Никита сам не заметил, как перешёл на пантомиму, дублируя слова многозначительными жестами.

      – Мне нужно помыться. Попить. Позвонить. У тебя есть телефон? Позвонить? Я заплачу.

      Рука Никиты рефлекторно дёрнулась к карману за бумажником, но ни кармана, ни бумажника, ни брюк не было. Никита бессильно чертыхнулся. На тайца же его спектакль одного актёра произвёл неожиданное впечатление. Абориген вдруг расхохотался и достал смартфон.

      У Никиты чуть слёзы на глазах не навернулись. Он выставил руку в просящем жесте.

      – Я потом заплачу. Честно. Мне только один звонок.

      Но у юного тайца были другие планы. Он тыкнул пальцем в экран, видимо, включая камеру, и выставил перед собой телефон на вытянутой руке, чтобы запечатлеть смешного иностранца.

      «Бросить в чужой стране без денег, без связи… И всё это дать в прямом эфире – чтобы снимал кто-то, кто в курсе. Типа это розыгрыш такой. Как они станут истерить, кидаться на двери, на забор, как будут корявыми своими ручонками пытаться сварганить себе яичницу…» – удивительно отчётливо прозвучал вдруг из недр памяти голос Тани.

      В этот момент в голове у Никиты будто что-то щёлкнуло. «Кто-то, кто в курсе» стоит перед ним и, веселясь, снимает, как он истерит. Прямо сейчас.

      Логики в этом неожиданном прозрении особо не было, но он находился не в том состоянии, чтобы заботиться о стройности причинно-следственных связей и чёткости выводов.

      – Ах, ты ж сука! – заорал Никита и кинулся