Трогательные рождественские рассказы русских писателей. Сборник

гладила меня по голове; Фоминична безмолвствовала и только потряхивала по временам блюдом, заставляя кольца прыгать и звенеть.

      Наконец это тревожное смутное ожидание чего-то необыкновенного миновало. Бабушка вошла со свечой в руке; руки Танечки, шедшей за нею, были заняты подносом, на котором, впрочем, находилась вовсе не вишневая пастила, а бутылка с наливкой и рюмка. Танечка шла, потупив глазки; я все боялся за нее, что она уронит поднос на пол – так дрожали у нее руки.

      – Поставь-ка на стол, – сказала бабушка, садясь на прежнее место, – да налей рюмочку!

      Танечка исполнила приказание.

      – А где же Саша? – спросила бабушка.

      – Я здесь-с, Алена Михайловна, – сказал Саша, подходя к столу.

      – Что это ты, мой милый, в угол-то забился?.. Ну-ка, попотчуй его, Таня!

      Таня стыдливо поднесла Саше рюмку на подносе.

      – Я, Алена Михайловна, не пью-с, – ответил Саша, глядя на бабушку.

      – Полно, пей знай! Пей – это сладкое.

      Саша выпил.

      – Ну-ка, налей теперь Тане рюмочку!

      Краснея, как малина, взяла Танечка рюмку из рук Саши и выпила только половину.

      – Все, все, Таня! – сказала бабушка.

      Танечка все выпила.

      – А поцелуйтесь-ка!

      Не знаю, кто сконфузился больше – Танечка или Саша, – когда пришлось им поцеловаться в присутствии такого многочисленного собрания… Они поцеловались очень бегло.

      – Поздравляю вас, – сказала бабушка, наливая себе рюмку, – тебя, Саша, с невестой, а тебя, Таня, с женихом.

      И она заключила их в свои объятия.

      – Поздравьте жениха с невестой! – произнесла бабушка торжественным тоном, обводя комнату веселым взглядом.

      Барышни и я стали подходить к Тане и Саше.

      Фоминична, обратясь сияющим лицом своим к хору, шепнула что-то девкам, и мы не успели еще рта разинуть, чтобы поздравить невесту и жениха, как комната огласилась громкой дружной песней:

      Ты взойди, взойди, солнышко!

      Ты гори светлей прежнего

      У Танечки в тереме,

      У Ивановны в изукрашенном!

      У нее ль нонче будет пир

      Молодому князю Александру-свет,

      Александру-свет Васильичу.

XVI. Заключение

      Девичья светла; за длинными столами сидят за шитьем, несмотря на праздник, бабушкины горничные девушки. Да и как не работать им в праздник? Ведь они работают на добрую, хорошую барышню: шьют они приданое Танечке. Уж гремела, гремела бабушка ключами да замками своих сундуков и немало выгрузила из тех сундуков разного добра, давно собранного и предназначенного Танечке. И посмотрите, как, заставив горничных шить, угощает их Алена Михайловна: сколько всяких сластей – пряников, орехов, маковников – поставлено на тарелочках да на блюдечках перед рукодельницами. Весело сверкают в их грубых руках иголки, и поют рукодельницы, поют, однако что-то невесело.

      Стою я, облокотясь у одного из столов, и прислушиваюсь к заунывным напевам и заунывным словам песен – и что-то не верится мне, чтобы правдивы были слова этих песен. Не может быть, чтоб у Танечки,