Записки на кардиограммах (сборник). Михаил Сидоров

вытащил из ушей лапки наушников.

      – Что слушаешь?

      – Ю-Би сорок. Самое то после суток.

      Двери открылись. Он вышел первым и подал мне руку.

      – Тебе куда?

      – Прямо.

      – Пойдем кофе выпьем.

      – Денег нет. Аллес гемахт.

      – Я угощаю.

      – Не хочу.

      – Пойдем.

      Он внимательно посмотрел на меня:

      – Что, так серьезно?

      Я кивнула.

      – Тогда пошли ко мне. Позавтракаем, как люди. Не торопишься?

      – Нет.

      Мы шли по наледи, скользя и взметая фонтанчики талой воды. Он оттопырил локоть, и я взяла его под руку. На душе было хорошо и спокойно. Мы молчали.

      – Чуднó, правда?

      – Угу.

      – Возьмем что-нибудь?

      – Не надо, все есть. Ты творог любишь?

      – Люблю.

      Разбрызгивая грязь, пролетали маршрутки. Мы выжидали. На лицо оседала противная влага.

      – О, «окно». Бежим?

      В подъезде было тепло и сухо. Когда мы зашли, под лестницей завозилось и из-под нее выползли две собаки. Одна рыжая и суетливая, другая угольно-черная, мрачная, непрошибаемая. Рыжая егозила, черный же молча ткнулся Вене в ладонь и вопросительно посмотрел вверх. Северов вытащил пакет с обрезью и разделил между ними. Псы зачавкали.

      – Твои?

      – Общие. Это – Базука, а этот, черный, Маузер.

      – Давно они тут?

      – Года два где-то. Зимой появились, щенками. Холодно было, жалко. Домой, правда, никто не взял, а так – пустили. Половики постелили, миски поставили. Как подросли, ошейники им купили.

      – А кормит кто?

      – По очереди.

      Мы поднимались. Стены закатаны светло-зеленым, потолок – свежей известкой, а огромные, до потолка, рамы выкрашены белой краской. Лампы закрыты плафонами, перила – гладкими деревянными планками.

      – Только цветов не хватает.

      – На зиму убираем – мерзнут.

      – С ума сойти! У нас, помню, на станции Че с Паком хотели сортир облагородить – так никто не скинулся, а тут целый подъезд…

      – Ну, у нас тоже не все гладко шло. Была пара уродов – харкали, бычки кидали, счетчики повадились свинчивать. Мы их предупредили разок, а потом пришли и отметелили всем подъездом. Каждый по разу сунул – в момент исправились.

      – Сурово.

      – Зато эффективно. Пришли.

      Он жил на четвертом. Деревянная дверь, один замок.

      – Входи.

      Маленькая прихожая, высокое, в рост, зеркало. Напротив двери фотография в рамке – узкоглазая девочка заразительно улыбается в объектив. На стенах проклеенные прозрачным скотчем карты и яркие красно-белые флаги в звездах и полумесяцах.

      – Ну, блин, ваще-е! Откуда?

      – Этот – из Турции, а тот из Туниса.

      Прикрученная к стене панель с крючками: пуховая жилетка с буквами WWF, теплая клетчатая рубаха, зимняя куртка с карманом, словно у кенгуру. Ящик для обуви, треугольный столик в углу. Ключи, спички, перчатки, мелочь. Пачка квитанций, зажатая канцелярской клипсой.

      И чисто. Тепло и чисто, как в подъезде.

      – Проходи, обнюхивайся; я скоро.

      – А