Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот. Пер Валё

и проснулся. Было семь часов.

      – Он все время сидел там и выпил четыре бокала пива. Теперь возвращается в центр. Идет еще быстрее, чем раньше. Как только появится возможность, я позвоню.

      Стенстрём говорил запыхавшись, словно ему пришлось бежать, и положил трубку раньше, чем Мартин Бек успел хоть что-то сказать.

      – Он идет туда, – заявил Кольберг.

      Следующий разговор состоялся в половине восьмого, он был еще короче и такой же односторонний.

      – Энгельбректсплан. Идет по Биргер-Ярлсгатан все быстрее и быстрее.

      Они ждали. Переводили глаза с часов на телефон.

      Пять минут девятого. В голосе Стенстрёма звучало разочарование.

      – Он повернул на Эриксбергсгатан и перешел через виадук. Мы сейчас идем по Оденгатан в направлении Оденплан. Похоже на то, что он направляется домой и уже не спешит.

      – А черт! Позвони, когда он придет домой.

      Не прошло и получаса, как Стенстрём снова позвонил.

      – Он пошел не домой, а дальше, по Уппландсгатан. По-моему, он вообще не знает, что такое усталость. Просто идет вперед и вперед. Я уже ног под собой не чувствую.

      – Откуда ты звонишь?

      – Мы на Норра Банторьет[44]. Он сейчас проходит мимо Городского театра[45].

      Мартин Бек думал о мужчине, который сейчас шел мимо театра. О чем он думает? Думает ли вообще или просто ходит и ходит, подгоняемый каким-то темным импульсом? Что он чувствует? Больше восьми часов он уже бродит по городу, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, погруженный в себя, сосредоточенный на какой-то мысли или созревающем решении.

      В течение следующих трех часов Стенстрём звонил четырежды из разных мест. Бенгтсон держался поблизости от Эриксбергсплан, но ни разу не подошел к дому.

      В половине третьего Стенстрём сообщил с Рёрстрандсгатан, что Фольке Бенгтсон наконец пошел домой и свет в его квартире сразу же погас.

      Мартин Бек велел Кольбергу сменить своего коллегу.

      В воскресенье, в восемь часов утра Кольберг вернулся, разбудил Ольберга, который спал на кушетке, свалился на нее сам и мгновенно заснул.

      Ольберг подошел к Мартину Беку, сторожившему телефон.

      – Кольберг вернулся? – спросил Мартин Бек и посмотрел на Ольберга красными глазами.

      – Спит. Свалился, как сноп. Теперь там Стенстрём.

      Первого сообщения они ждали всего лишь два часа.

      – Он уже на улице. Идет в направлении моста на Кунгсхольмен.

      – Как он выглядит?

      – Как всегда. Одет точно так же, черт его знает, может, он вообще не раздевался.

      – Быстро идет?

      – Нет, нормально.

      – Ты выспался?

      – Немного. Но, конечно, не могу сказать, что чувствую себя, как супермен.

      – Хорошо.

      Стенстрём звонил примерно один раз в час вплоть до четырех дня. Фольке Бенгтсон гулял уже шесть часов и сделал только две коротких остановки, когда на минутку заходил в закусочные-автоматы. Он бродил по Кунгсхольмену, Сёдермальму и Старому городу. К дому

44

Норра Банторьет — сквер в центре Стокгольма, разбит на месте первого Северного железнодорожного вокзала, от которого и получил свое название.

45

Городской театр в 1960–1990 годах располагался у Норра Банторьет вздании, построенном на месте первого Народного дома.