Блуд на крови. Валентин Лавров

хочешь из аршина сукна три раза по пол-аршина отрежешь!»

      Анюта искренне радовалась:

      – Какие у вас, Ермолай Павлович, способности необыкновенные!

      – В нашем деле без этого нельзя! И еще следует деликатным разговором покупателей ублаготворить. Может, сидит вещь на нем как седло на корове, а ты ему с восхищением: «В этом польте вы, ваше благородие, прямо на губернатора похожи!» Он уши и развесит, деньги отсчитывает. Да-с, нужно умение вежливо обойтись.

      Анюта сочувствует:

      – А что ж вы, Ермолай Павлович, так себя изнуряете, вовсе уставший со службы являетесь?

      – Наш Скоробогатов мужик оборотистый, он дешевых поставщиков имеет. И все твердит: «Лучше раз в карман рубль положить, чем сотню ни разу!» Вот по этой причине у нас в магазине цены самые унизительные. Публика к нам так и прет, да я еще должен при растворе постоять.

      – Это при каком таком растворе?

      – Да возле дверей входа, на прохладном ветру. Как увижу подходящего звания фигуру, так и тащу ее к прилавку чуть не за рукав, зазываю: «Шелк, атлас, канифас – все товары для вас! Задарма купите – в нашу фирму заходите! У нас без обману – радость вашему карману!»

      – И заходят?

      – На руках заносим, с песнями! А уж как раствор покупатель пересек, тут все равно что карась в сеть попал – трепещет, но не вывернется. Выше ушей товаром завалим. Без покупки редкий от меня ускользнет. За это хозяин и отличает.

      Зевнет Ермолай, потянется сладко да скажет:

      – Туши, Анюта, лампу, спать хочу!

      …Так и побежали недели, месяцы, годы.

      Карьера

      Минуло пять лет. В судьбе Ермолая наступили значительные перемены. Началось с того, что перед самым Днем Святой Троицы старший продавец Филиппов с нетрезвых глаз полез купаться в Неву, в которой и утонул.

      Труп, раздувшийся от бурой воды, выловили через неделю и схоронили на Волковом кладбище.

      Уже во время поминок Скоробогатов посадил неподалеку от себя Ермолая, а по окончании застолья сказал ему негромко:

      – Есть у меня для тебя сурпризец. Завтра с утра приди в магазин пораньше, потолкуем.

      Толковать долго не пришлось. Хозяин на другой день объявил:

      – Потому как вижу твое уважение к моей персоне и усердие по службе, назначаю вместо утопшего – старшим продавцом.

      Это означало увеличение жалованья почти в три раза и избавление от все-таки унизительного стояния «в растворе».

      Тем временем Олимпиада, скучавшая после неожиданно исчезнувшего из-под окон казака Левченко, стала вдруг с какой-то грациозной вежливостью изъясняться с Ермолаем. С ней, впрочем, у нового старшего продавца и прежде были непринужденные отношения. Ермолай вел себя до некоторой степени нахально, пускаясь на рискованные разговоры:

      – Что ж вы, Олимпиада Федоровна, столь обманчивую внешность имеете?

      Олимпиада удивлялась:

      – Вы об чем намекаете, Ермолай Павлович?

      – Сказывают в народе, что к вам сыночек купца Артамонова сватов засылал. И вы ему отказали, так