Блуд на крови. Валентин Лавров

себя скверно: за стеной кладовая с ее жутким содержимым, впереди на столе белела фигура скальпированной молодой женщины. И собачий холод, пробиравший до костей.

      Вскоре Лямбль не выдержал:

      – Я сбегаю за сторожем. Он, поди, забыл про нас, сидит пьет водку.

      …Еще минут через пятнадцать, показавшихся Кони кошмарной вечностью, появился Лямбль с мешком в руках. Он вынул из мешка голову Федулова, приладил к телу:

      – Да, отсюда! Голова спилена на уровне грудины. Странгуляционная полоса четко выражена в области щитовидного хряща, далее поднимается по боковым поверхностям шеи к сосцевидным отросткам. Отсутствует в области затылочного бугра. Борозда глубокая. Заметны мелкие кровоизлияния. Значит, вешали не труп, сам повесился. Кровоподтеки на лице? Но от них молодой человек скончаться не мог. В письме написан вздор. Это – самоубийство.

      Эпилог

      На другой день Кони получил от эксперта официальное заключение о самоубийстве. На этом история, казалось, закончилась.

      Но, спросит читатель, почему Иван вдруг решил повеситься? Суд присяжных, начавший действовать в России незадолго до описываемых событий, должен был с пониманием отнестись к убийце. И еще. Откуда Федулов взял веревку?

      На эти вопросы мы никогда не имели бы ответа, если бы не случай.

      Минуло лет десять. В Петербурге главою сыска стал легендарный Иван Путилин. Как-то он занимался хитрым делом об убийстве. Его агент вышел на подозреваемого – бывшего тюремного надзирателя из Харькова Пономаренко. Сидя в трактире с агентом, изрядно захмелев, Пономаренко стал хвастать:

      – Я ведь страсть какой ловкий! Когда-то одним махом отомстил нескольким своим врагам.

      – Не может быть! – раззадорил его агент.

      – Может! – отвечал Пономаренко. И он с пьяных глаз рассказал следующее.

      Первым врагом для него стал Федулов, «отбивший невесту».

      Получив для передачи Ивану записку Анфисы, в которой та писала о любви и верности, обещала ждать друга сердечного, Пономаренко разорвал записку и, стараясь подделываться под почерк, нацарапал следующее: «Ты, Иван, мне противен. Я полюбила другого. Прощай».

      Войдя в камеру, Пономаренко протянул фальшивку:

      – Читай!

      Федулов перечитал раз, другой, словно не верил своим глазам. Потом дико завыл, в бессильном отчаянии застучал кулаками по стенам каземата. Надзиратель, якобы сочувствуя, произнес:

      – Все они такие! Как сядет человек, так начинают хвостом крутить.

      Федулов застонал:

      – Прости, Господи! Я не хочу больше жить…

      – Во-во, тогда спохватится, пожалеет. Но близок локоток, ан его не укусишь! Милый человек, дай-ка письмишко мне обратно – и так нарушил порядок, не положено.

      Затем будто нечаянно выронил кусок бечевки. Хороший психолог, он понял: этот наложит на себя руки!

      Впрочем, Пономаренко мало чем рисковал: никто не доказал бы, что оброненная веревка – это дело его, надзирателя, рук.

      …Месяца за