Блуд на крови. Валентин Лавров

задавал вопросы:

      – Ты, Фролов, продолжаешь утверждать, что барыня приказала ехать шагом?

      – Так точно. – Матвей с надеждой посмотрел на старого лысого человека в форменном мундире, надеясь, что уж он-то разберется в этой жуткой истории и отпустит его домой.

      – Но ведь это глупо. Женщина за день устала, хочет скорее попасть под крышу родного крова, везет громадные деньги. Она, припомни, сказала другое: «Давай, мол, поезжай быстрее! Кругом леса, опасность великая». Так ведь? – Судья испытующе глядел на Матвея.

      – Никак нет, барыня сказала: «Поезжай шагом, ночь уж очень хороша!»

      – Ага, значит, хочет любоваться звездами, а сама вдруг засыпает!

      Судья скривил рот в саркастической улыбке, пытаясь скрыть вдруг поразившую желудок резь. Он поманил пальцем сторожа, любопытства ради сидевшего в первом ряду, и шепнул ему: «Принеси-ка мне из моего шкафчика соды, в белом пакетике. И воду в графин налей!»

      – Ну-с, – судья вновь повернул голову к подсудимому, – барыня, говоришь, заснула. Пусть спит, ее дело хозяйское. А как же ты, Фролов, мог дрыхнуть на козлах? Статочное ли дело? А если лошади понесут?

      – Не понесут.

      – Конечно, что им нести, когда ты лошадок остановил, барыню зарезал и в овраг сбросил!

      – Говорю вам, я не убивал! – нервически выкрикнул, едва не расплакавшись, Матвей.

      – Не ты, так твои сообщники. Иначе как могла брошь барыни попасть к тебе в дом? – Резь в желудке опять сильно обострилась. Судья не удержался, застонал, но тут же выправился и даже пошутил: – У броши, кажется, ножки не выросли, она сама не могла прибежать, и руки твои были перемазаны кровью…

      Матвей, мявший в руках шапку, с отчаянием проговорил:

      – Зачем вы меня путаете? Как же я мог убить Наталью Дмитриевну, когда она моя благодетельница? Ведь она не только мне тройку лошадей отказала, которыми Винклер все меня срамил, дескать, какой я бессовестный, за добро черной неблагодарностью отплатил. Барыня составила духовную запись, по которой завещала мне в случае ее смерти большой земельный надел – как раз у нашего лужка. Да еще десять тысяч рублей, да освобождение от крепости. Она об том сама мне сказала.

      Судья, изощрившийся в умении ставить подсудимым ловушки, от этого неожиданного откровения прямо-таки остолбенел, а затем, забыв про боль в желудке, радостно потер ладони:

      – Ну вот, наконец-то! Что же ты, Фролов, раньше молчал?

      Матвей расплылся в счастливой улыбке. Он решил: «Слава тебе, Господи! Как ни будь резва ложь, а от правды все равно не уйдет. Дошло до судильщика, что я невиновный…»

      – А я думал, что вы знаете, – благодушно, продолжая улыбаться, сказал Матвей. Он хотел было выйти из-за деревянной перегородки, посчитав, что уже может быть свободным, коли правда прояснилась. Но солдат штыком перегородил ему дорогу: «Стоять!»

      – Ты это куда собрался? – ласково спросил судья. – Домой ты придешь попозже, когда старичком станешь. Слыхал поговорку: «Рада бы курица на свадьбу не ходить, да за крыло сволокли»? – Опытный и неглупый