По наследству. Анна Блажкова

вразумить подругу Таня Руденко, Сашина сослуживица, – мало того, что развелась с человеком, который получал по 300–400 рублей, квартиру ему оставила и с работы увольняется.

      – Плевать на его зарплату. Квартиру ему дали. Во-первых, я не люблю квартиры, во-вторых, он сирота, пусть богатеет.

      – Квартира двухкомнатная!

      – Ну и что? В кооператив внесен только первый взнос, как ее делить?

      – Ой, дура!

      – Ничего, не пропаду. Хамство терпеть не желаю! Бестолковой работой заниматься не желаю! – Саша выпрямила спину и отвела от себя правую руку, театрально изображая свободного человека. Потом улыбнулась, но все-таки серьезно добавила, – пойду учиться на плиточника-мозаичника.

      Из этой затеи ничего не вышло, потому что получить такую полезную профессию кроме Саши, и может еще человек трех, никто не рвался. Пообивала Саша какое-то время порог училища и плюнула на новую профессию.

      – Может, отец тебя на пивзавод как-нибудь устроит? – со слабой надеждой спрашивала мать.

      – Я технолог только по бумажке, на практике – ноль. Пивзавод неудобно расположен, ночами ходить со второй смены мимо вокзала и наших балок врагу не пожелаешь. Я представляю, какая на пивзаводе сырость, мрачность и вонь.

      – Почему вонь?

      – На хлебокомбинате была вонь. Не везде, конечно, а где дрожжи хранились и где черствый хлеб размачивали. Бр-р, – Сашу передернуло.

      – Ну тогда не знаю… Смотри сама.

      Саша посмотрела в сторону мебельной фабрики. «Если идти быстрым шагом, то двадцать минут – и на работе. Буду грузчицей. Труд простой: руки, ноги работают, голова отдыхает, а зарплата – почти в два раза больше, чем у оформителей.

      – Зачем тебе быть грузчицей? Иди на обойку, будешь в тепле, – уговаривала начальник цеха, глядя на Сашин бирюзовый лыжный костюм маленькими треугольными глазами, как у сенбернара.

      – Грузчицы хорошо зарабатывают.

      – Не больше обойщиц, уж я то знаю, – начальница встала, прикутала плечи кудрявым пуховым платком, совсем сузила глаза и тихо душевно посоветовала:

      – Иди на обойку в бригаду Рябони́.

      Люда Рябоня́ больше всех невзлюбила Сашу. Проявления этой ненависти были особенно заметны в день закрытия нарядов, когда она спрашивала у бригады: «Как закрывать новеньким?» – четверым, в числе которых была Саша.

      – Наравне, – выкрикивали два-три демократических голоса.

      Но «наравне» получала одна Света Курьянова – нагловатая бракодельщица, под два метра ростом, с которой бригадирша ходила домой, имея бо́льшую безопасность после второй смены с такой спутницей.

      Несправедливость с зарплатой длилась год, пока Сашу не выбрали бригадиром. Поворот в жизни так потряс ее, что дня три ей казалось, будто всё приснилось.

      – Но ведь я же не зашью шестнадцать диванов за то время, что другие, – выставила вечный упрек Рябони, как первый аргумент, Саша.

      – Да почти год прошел, как диван-софу сняли с производства, ты все делаешь хорошо, без брака, на