По наследству. Анна Блажкова

вольно сильным, резким движением руки бросала его на стену – «ляп».

      По уставу бабьего лета небеса, кажется, звенели чистой синью, по воздуху плыли длинные паутины, а клены потряхивали лимонной листвой. Погода настраивала если не на восторг, то на радость – уж точно. Но в голове Саши присутствовал какой-то страшноватый сумрак. Из него периодически змеей выползала одна мысль: «Вдруг баба Маня умерла».

      Дней пять назад Саша ее навещала. Все прошло в обычной тягостной норме, даже был один хороший момент – баба Маня пригласила ее в дом и показала костюм, сшитый собственными руками.

      – Видишь, жакет. А вот сарафан, – бабуля вертела вешалку и была очень довольна.

      Саша смотрела на вещи, сшитые из серого «в елочку» гобелена, из которого покойная мать строчила автобусные чехлы и подумала: «Как на смерть», – но вслух похвалила бабушкину работу.

      «Чего ей умирать? На здоровье она немного жаловалась, так ведь несколько лет подряд одни и те же жалобы. Все сама делает по хозяйству, даже носит воду на коромысле, а я так и не научилась». Саша прошла дальше в огород и стала смотреть на бабушкин двор, в надежде увидеть ее. «Не видно, значит, отдыхает», – мельком оглядела котлован, когда-то густо населенный, теперь мало и, в основном, пьянчугами, подсмотрела задворки четырех соседских дворов (огороды соседей также, как и ее, сверху обрамляли котлован), и вернулась к корыту.

      Она решила заслонить тревожные мысли, которые по ее мнению, сама она и придумала, чем-нибудь интересным – например, представить времена года живыми людьми.

      Весна – романтическая студентка, глаза – в небо, спотыкается, очень бледная. Лето – мужчина лет тридцати пяти, все умеет делать, особенно хорошо по строительству, любит повеселиться в компаниях, загорелый здоровяк. Осень – вялая красивая женщина, знает всему цену, любит шляпы. Зима – тетка с мясистым лицом, самогонщица, кряхтит, когда наклоняется, один пуховый платок на голове, другой…

      Раздается звонок, на который сразу откликается собака. Пришла материного дяди жена – баба Клава, маленького роста, но с крупной вытянутой головой, с оттянутым книзу подбородком и с длинными зубами. У нее довольно пронзительный голос, и она им лихо расплескивает тишину двора, что хранилась до ее визита:

      – Батя дома?

      – Спал, вроде бы…

      – Трусов ему нашила, – баба Клава извлекла из матерчатой сумки шелестящий газетой сверток.

      Вышел отец, он стоял на пороге своего дома с широко открытыми полупьяными глазами.

      – На, – баба Клава ткнула его пакетом в живот, – гуляешь?

      – Почему мне не гулять? – он сделал довольную жизнью улыбку, – дядь Валя дома?

      – Дома, – в этом слове родственница очень твердо произнесла букву «д», как будто ударила по ней молотком и посмотрела снизу вверх на отца, говоря своим взглядом «дома и делом занят, не то, что некоторые».

      – Баба Клава, а ты сейчас не заходила к бабе Мане? – спросила Саша.

      – Нет, – протяжно и с долей настороженности ответила Клава.

      – Пожалуйста, зайди к ней сейчас, я вся в глине, потом вечером она закроется на сто замков. Что-то мне тревожно.

      – Хорошо, зайду, зайду, – баба Клава спешно уходит.

      Утешая себя тем, что бабулю проведают, Саша возвращается к своей работе.

      Ровно через десять минут вновь звонок, Саша уже мчится к калитке.

      – Маня умерла, – шипя от одышки, выпаливает Клава, – уже мухи, она вспухла.

      Отец уходит с Клавой, Саша быстро смывает глину с рук и ног и бегом к бабушкиному дому.

      Отец вышел из тещиного флигеля и с мрачной торжественностью сказал, что накрыл покойнице своим носовым платком лицо, потому что оно испортилось, и ушел домой.

      Учитывая смрадность воздуха, Саша оперативно обыскала комод, где по ее соображению могли быть документы.

      Документы, фотографии, немного денег она забрала, и пошла вызывать милицию. Клава понесла страшную весть мужу, чтобы потом эту весть передать по его родне: дать телеграмму в Ростов средней сестре Анне и сходить в глубь поселка к среднему брату Федору.

      Милиция подъехала к вечеру. Помимо вопросов, милиция организовывала увоз тела быстро упокоившегося. Но два сотрудника проявили доверчивость и, не глядя, поверили словам Саши, что бабуля не задушена подушкой, не огрета лопатой и не обворована после этого.

      – Все цело. Дом не заперт был. Одета в чистые вещи (именно в костюм из гобелена). Соседи, я узнала, видели ее в день разноса пенсий, она из магазина шла. Значит, вернулась, наверное, стало плохо ей, легла и всё…

      – Что ж, распишитесь.

      – А заходить будете? Я только документы унесла, остальное всё как было.

      – Мы вам верим, – ухмыльнулся милиционер.

      – Так как же бабушка? Ее в морг надо.

      – Не надо. Ей уже семьдесят четыре. Идите завтра в свою поликлинику, там возьмете справку о смерти.

      Дед Валентин катил перед собой тележку, за ним шла его Клава и вездесущая