По наследству. Анна Блажкова

возвращался домой. Дети сразу становились объектом наметанных глаз спекулянтов. Несколько дедов с подловатыми лицами вились возле Саши и Гоши и напоминали вражью психическую атаку.

      – Да отдай ты им, они больше не дадут, – просила сломленная Саша.

      – Нет! Сказал – нет, и не уговаривай. Они спе́ки, им быстрее убить и продать мясо, а потом шкурку.

      – Так все, кто покупает, для этого и берут.

      – Не все. Есть покупают на завод. Я таким лучше продам.

      – Ты что, на лбу прочтешь, для чего берут?

      – Молчи, дура! Сам знаю.

      – Сам! Сам! Придумал растить таких хороших зверьков на погибель. Помешался со своим мопедом.

      Дуясь друг на друга, они возвращались домой на трамвае, часто везя своих Великанов и Шиншилл обратно в клетки.

      Уже двадцатилетняя Саша, как-то попав на городской рынок, чтобы купить пару дорогих моченых яблок, услышала:

      – Купите морковочку! Ее везде надо, и в борщ, и в салат, и так поесть. Всего 20 копеек. Любую выбирайте, – как заговор, с распевом проговаривала старушенция.

      – Это что, одна морковка 20 копеек?

      – Да, милая. Новая еще не наросла, а морковочка везде нужна, выбирай, моя хорошая.

      – Мне не надо.

      Старушка поджала губы.

      Прогулка между рыночными рядами выглядела аристократически – ходит эдакая модница с вызывающей прической, которую интересуют моченые яблоки по четыре рубля – эх, беспечность! Однако, Торговля, сама того не подозревая, открыла свой секрет:

      – Ма, представляешь, морковка на рынке 20 копеек штука!

      – Перед новой старая всегда дорожает, да и все вообще – возьми те же яблоки, на Новый год они полтора – два рубля, а сейчас – четыре пятьдесят, и вкуса никакого.

      – Знаешь, как они пахнут! Слушай, ма, давай осенью накупим моркови по десять копеек за килограмм…

      – Ну, и дальше что?

      – Как что? Весной начнем продавать по двадцать копеек за штуку.

      – Брось глупости говорить.

      – Ничего не глупости.

      – Где хранить? В нашем погребе она не долежит до весны, и места мало, то у людей хорошие подвалы. Потом, кто будет сидеть днями на базаре? Я не буду, ты тоже.

      «Всё верно», – подумала Саша и на несколько лет забыла о торговле. Иногда советовали ей умные люди, и Гоша в том числе, что надо привозить что-нибудь для «оправдания дороги», когда она по два раза ездила в Москву и Киев. Саше делали заказы знакомые, и она честно искала в Москве кроссовки и краску для волос, в Киеве рейтузы с начесом большого размера и чай «Бодрость». Никогда не было мысли везти дефицит, чтобы спекулировать. «Торговля унизительна и лукава до пошлости», – думала она, и ей казалось, что это суждение зацементировано в одном ряду с другими ее благородными суждениями.

      Но… В двадцать девять лет, ей захотелось сменить одну работу на другую. А так как ученица обойщицы мягкой мебели первые три месяца получала копейки, тут и состоялась сделка с Михалычем. Саша вспомнила, как обычно все благоговеют перед