Забытый рубеж. Владимир Голубев

граждан.

      Он умолк и ещё несколько минут шёл со студентами, стараясь заглянуть им в лица, словно выискивая молчаливую поддержку или робкие приметы согласия с его словами, но парни чувствовали себя неловко и, смущаясь, отворачивались. Они хорошо помнили судьбу учительницы литературы Нелли Богдановны в белом кружевном воротничке, на уроке высказавшейся с благоговением о поэзии Гёте. Хорошо ещё, что её просто по-тихому уволили из техникума с формулировкой за «низкопоклонство перед Западом», а не отправили в потные лапы чрезвычайной тройки, там бы она долго икала, поминая в лагерях о своей любви к поэзии.

      – Может, кто хочет попить или перекусить? – тем временем спрашивал Андрей Аристархович. – У меня есть, подходите не стесняйтесь. Если кому плохо, не забудьте, что в конце колонны у нас находится фельдшер Зинаида Петровна.

      – Спасибо, мы знаем.

      Саша тоже хотел что-то сказать, ведь он столько читал о далёкой, теперь почти забытой войне 1812 года, в детстве впитывая как губка любое упоминание о кирасирах в блестящих на солнце шлемах и латах, об уланах с султанами на шапках. Наверно, в библиотеке села не оставалось ни одной книги, которую он не прочитал бы пару раз из-за упоминаний о войне с Наполеоном. Но отрочество его миновало, по капле скатилось в полноводный Анадырь вместе с растаявшими колючими снегами, более смахивавшими на мраморную крошку, чем на здешний московский снег. И вот теперь он сам шагает навстречу пока ещё невидимому врагу, чтобы до кровавых мозолей рыть рвы и укрепления против танков да также окопы, блиндажи. Как и тогда, сто лет назад, егеря тоже возводили редуты и флеши для обороны от неприятеля. Но недалёк тот час, когда он, девятнадцатилетний комсомолец, уже самолично сразится в своей войне и будет биться до кровавых пузырей, и если бы не комсомольская путёвка, по которой он обязан закончить техникум и вернуться на Чукотку, то он бы наверняка уже воевал с ненавистными фашистами в полях под Смоленском вместе с такими же, как он, верными сталинцами. А что может быть лучше, ведь не зря народный комиссар иностранных дел Молотов ещё 22 июня произнёс в обращении к советскому народу: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами»? А может статься, он давно бы погиб смертью храбрых, в штыковой атаке поймав грудью пулю или осколок на вздохе, и лежал бы среди помятых гусеницами танков, полевых ромашек и васильков. «Ну и пусть! Зато как все! В целом мире нигде нету силы такой, чтобы нашу страну сокрушили – с нами Сталин родной, и железной рукой нас к победе ведёт Ворошилов!» – напевал про себя Саша, и сразу ему чудилось, как за его спиной встают роты и батальоны отважных героев, готовых сражаться с ним плечом к плечу.

      К вечеру колонна наконец-то прибыла к месту назначения. Смеркалось, всех разместили в деревне по домам. Саша с четырьмя однокурсниками, доев сухой паёк и хлебнув из котелка бледного чая, устроился на сеновале во дворе крестьянского