Забытый рубеж. Владимир Голубев

если бог даст, а пока нам с матерью вас ещё надо поднимать, на ноги ставить…

      Но Петька не дослушал батю и задрал голову к небу, где, нарастая с глухим рокотом, раздался рёв мотора приближающегося к деревне самолёта. Привлечённые необычным шумом люди выходили из домов, смотря в поднебесье, где ещё шмыгали неугомонные стрижи. Петька с отцом не сводили глаз с неба, но тут младшая ребятня, чумазые Сашка и Мишка, выбравшись из лопухов, подбежали к Василию и молча встали, прижавшись к батиным ногам.

      Гул мотора стал ещё резче, самолёт нёсся с запада на восток вдоль сонной с утра Незнайки и, казалось, прямо на них.

      – Наш? – спросил отца Петька и повернулся в сторону звука.

      – Как тут узнаешь: ещё далеко. Ты это, беги в дом, к матери, пусть берёт Витьку, и с Лидкой айда в погреб.

      – Батя, да ты что?

      – Иди, говорю.

      Старший недовольно запыхтел, но всё же побежал под бугор, к дому. Тем временем, снижаясь, самолёт закружился над деревней по кругу, словно волчок. Теперь можно было без особого труда рассмотреть чёрные кресты на крыльях и громоздкое шасси с обтекателями, а ещё стволы то ли пулемётов, то ли пушек, грозно глядевших на сельчан и почти цеплявших кроны исполинских ив, что росли вдоль речки.

      По деревне раздались вопли. Соседи Сугробовы с криком кинулись из проулка к своему погребу. Василий прихватил младших Сашку и Мишку и поспешил в овражек, надёжно прикрытый старыми деревьями. Из избы выскочила жена и, прижав младенца, бросилась вниз, за мужем. Последними выскочили Лида и Петя, старшой, как резаный, завопил с порога:

      – Батя, вы где?

      – Бегом к нам!

      – Может, это наши?

      – Я тебе дам сейчас крапивой по заднице! Будут тебе «наши»!

      Ребята побежали, в несколько шагов оказавшись в овражке. Самолёт продолжал кружить, словно выискивая цель поважнее и посерьёзнее, чем эти убогие домишки и недостроенный коровник вблизи малеевского леса. Но Петька с глупой надеждой в глазах продолжал пялиться в кусок неба между ветками рослых ив, всё ещё жаждав разглядеть родные красные звезды на крыльях и фюзеляже. А самолёт вновь развернулся и, со свистом рассекая воздух вдоль речушки, над улочкой, принялся нещадно палить из всех пулемётов.

      Вся семья, и стар и млад, лежала в вершинке, ниже двора, около летней кухни, на прогретой земле, ткнувшись лицами в траву, облетевшую листву и вдыхая тяжкий дух недавно скошенной сныти. Всё это – нежданное, непривычное да вместе с неслыханной ранее пальбой – подняло в людях полузабытый младенческий животный страх, заставляя нещадно колотиться сердца. Ко второму проходу беспощадной крылатой машины над деревней малыши были уже чуть живые от боязни, да и старшие находились в полуобмороке.

      С минуту назад что-то грозное, не знающее пощады, садануло в ближнюю ветлу, как бы жаждая крупповской сталью распороть морщинистый ствол, обильно осыпав вокруг скошенные ветки и листву. Повторный обстрел, к счастью, оказался последним. Поворотив винтами на север, «юнкерс»