Шолох. Тень разрастается. Антонина Крейн

со мной, девочка, знай этикет и помни, что ты жива благодаря моему указу, – медленно, властно сказала она. Какая длинная по меркам Рамблы фраза-то, а!

      Владычица стукнула об пол серебряным жезлом с сияющим наконечником:

      – Мой дар тебе – высокое место рассказчицы. Но ты не ценишь… Жаль. Поступим иначе.

      Несколько рыбьеголовых внесли в тронный зал клетку с Мелисандром Кесом. Саусбериец двумя руками вцепился в прутья перед собой, тряс их с угрожающей силой и клял «этих дохлых селёдок» на чем свет стоит.

      – Мы ждем историю, – владычица подняла подборок, – А скаты ждут дозволения…

      Вышеупомянутые обитатели глубин, облепившие клетку изнутри, неожиданно напрыгнули на Мелисандра. Блестящие разряды тока саданули историка по плечам. Мел зашипел, как масло на раскаленной сковороде.

      – Хей, полегче! – сказать, что я была в шоке от этих варваров – ничего не сказать. – Будет вам история. Не знаю только, зачем…

      – Нам скучно, – ровно повторила императрица.

      Вот уроды.

      Вдруг порыв ветра… Впрочем, какого ветра! Легкое изменение подводного течения сдернуло капюшон с головы человека, писавшего на доске. Ох, не зря во мне всколыхнулись воспоминания.

      Подле морской владычицы стоял, понурив голову, Ол`эн Шлэйла, тихий лодочник. Ни блёсен, ни рыбьеголовый, серединка на половинку. По его собственным словам – рыбий хозяин. Выражение его выпуклых, безбровых глаз было печальным. Перехватив мой взгляд, он отвернулся.

      Ол`эн Шлэйла… Я вспомнила нашу встречу. Мы с Кадией должны были разобраться с конфликтом между Шлэйлой и рыбаками-тилирийцами, которые бастовали против «тихого лодочника». Дескать, за Шлэйлой рыбы плавали, другим улова не доставалось. Казалось, мы все сделали правильно, но… Вскоре тилирийцы подожгли дом Шлэйлы. Видимо, тогда он и вернулся в Рамблу.

      Я мрачно уточнила:

      – О чем вам рассказать, владычица?

      – О чем хочешь, – императрица склонила голову набок. Все ее подданные мгновенно сделали то же самое. Зеркалят, подхалимы.

      И тогда я просто пересказала им дело о тихом лодочнике. Ну как – просто.

      Превратила в сказку: перевела все в третье лицо, добавила красок. Представила себя рыцарем-паладином. Заменила рыбьеголового на птицеголового – живут же на западе люди с головами чибисов.

      Человек-птица в моей истории пытался понять, о чем поют небеса над Шолохом – так же, как настоящий Ол`эн пытался выяснить, о чем шепчет речное дно. Человек-птица узнал, что кто-то в Вселенной допустил страшную ошибку, и не хочет ее исправлять, и – немного минорных нот – что теперь мироздание рушится… Человек-птица напутствовал паладина, чтобы тот разобрался в происходящем.

      Наша реальная история тут бесславно заканчивалась. В вымышленной же я продолжила.

      Я рассказала о том, как паладин выяснил, кто допустил ошибку и в чем она заключалась. Паладин направил «ошибившегося» на бой со злом – и бой этот, решающий судьбы мира, идет прямо сейчас. А никто на целом свете о нем даже не знает. Никто, кроме