Жизнь ненужного человека. Максим Горький

он, – ненасытная ты собачья пасть! Али я не работаю? Вот – глаза себе высушил, ослепну скоро – чего ещё надо? Распроклятая ты жизнь-судьба тяжёлая, – ни красы, ни радости…

      Было похоже, как будто крёстный складывал песни, и Евсею казалось, что кузнец видит того, с кем говорит. Однажды он спросил:

      – Ты с кем говоришь?

      – Говорю с кем? – повторил кузнец, не взглянув на него, потом, улыбаясь, ответил: – С глупостью со своей говорю…

      Но беседовать с крёстным удавалось редко, в кузнице всегда был кто-нибудь посторонний и часто вертелся круглый, точно кубарь, Яшка, заглушая удары молотка и треск углей в горне звонким криком, – при Яшке Евсей не смел заглядывать к дяде.

      Кузница стояла на краю неглубокого оврага; на дне его, в кустах ивняка, Евсей проводил всё свободное время весной, летом и осенью. В овраге было мирно, как в церкви, щебетали птицы, гудели пчёлы и шмели. Мальчик сидел там, покачиваясь, и думал о чём-то, крепко закрыв глаза, или бродил в кустах, прислушиваясь к шуму в кузнице, и когда чувствовал, что дядя один там, вылезал к нему.

      – Что, сирота? – встречал кузнец, прищуривая глаза, смоченные слезами.

      Однажды Евсей спросил кузнеца:

      – Нечистая сила ночью в церкви бывает?

      Подумав, кузнец ответил:

      – Чего ей не бывать? Она везде пролезет, ей легко…

      Мальчик приподнял плечи и круглыми глазами пытливо ощупал тёмные углы кузницы.

      – Ты их не бойся, бесов-то! – посоветовал дядя.

      Евсей вздохнул и тихо ответил:

      – Я не боюсь…

      – Они тебе не вредны! – уверенно объяснил кузнец, отирая глаза чёрными пальцами. Тогда Евсей спросил:

      – А как же бог?

      – А что он?

      – Зачем бог чертей в церковь пускает?

      – Ему что? Бог церквам не сторож…

      – Он там не живёт?

      – Бог-то? На что ему! Ему, сирота, везде место. Церковь – это для людей…

      – А люди для чего?

      – А люди – они, стало быть… вообще, для всего! Без людей не обойдёшься, – н-да…

      – Они – для бога?

      Кузнец искоса посмотрел на племянника и не сразу ответил:

      – Конечно…

      Потом потёр руки о передник и, глядя в огонь горна, заговорил:

      – Я этих делов не знаю, сирота… Ты бы учителя спросил. А то – попа…

      Евсей вытер нос рукавом рубахи, ответив:

      – Я боюсь их…

      – Лучше бы тебе не говорить про этакое! – серьёзно посоветовал дядя Пётр. – Мал ты. Ты гуляй себе, здоровья нагуливай… Жить надо здоровому; если не силён, работать не можешь, – совсем нельзя жить. Вот те и вся премудрость… А чего богу нужно – нам неизвестно.

      Замолчав, он подумал, не отрывая глаз от огня, потом продолжал, серьёзно и отрывисто:

      – С одного краю – ничего не знаю, с другого – не понимаю! «Вся премудростью сотворил еси», говорится…

      Он оглянул кузницу и, заметив в углу мальчика, сказал:

      – Чего жмёшься? Говорю – иди, гуляй…

      А когда Евсей