Две луны мезозойской эры. Нина Запольская

население Земли резко увеличилось, а ресурсы продовольствия выработались… И всё такое… Но мы же аккуратно? Мы же здесь ничего не нарушаем?

      Он с надеждой посмотрел на Басса.

      – Нет. Не нарушаем. Пока не выходим из купола, – успокоил его Басс.

      Сэм оглядел всех и произнёс вдруг тихо, с тоской в голосе:

      – Хоть вешайся! Совершенно нечем заняться!

      – В кино можно поиграть, – предложил Гамэн. – Ты можешь даже играть за сборную русских футболистов.

      – Надоело, – мрачно проворчал Сэм. – Мы уже во все фильмы переиграли по сто раз.

      Басс посмотрел в сторону корпуса. На крышу садились капсулы остальных фуражиров.

      – Однако, ужинать пора, – заметил он.

      Гамэн спросил у него:

      – Принести вам ужин, доктор Стар? Я всё равно туда иду?

      Гамэн, ласковый и добрый до простоты французик, был самый молодой из них, почти мальчик, непонятно как попавший в эту клоаку цивилизации. Другие фуражиры – изрядно тёртые жизнью мужики – звали его «бэби» и постоянно гоняли с поручениями. Басс никогда не делал этого. И сейчас он отрицательно покачал головой и быстро направился к провиантскому блоку.

      Когда Басс вернулся, почти все парни уже расселись. Последним прихромал Петрович, сжимая в руках контейнер с ужином, а под мышкой – бутылку пива. У него опять болело колено. Располагаясь на шезлонге, он кряхтел, жмурился и вытирал платком пот на лысине – влажно было без меры.

      Заглянув внутрь своего распакованного контейнера, Петрович буркнул брюзгливо:

      – Фу!.. Опять соте… Ненавижу баклажаны.

      Сэм ему тут же ответил с издёвкой:

      – А ты хотел люляки бабы?

      Шутка была старая, но Петрович радостно гоготнул. Парни тоже довольно захохотали. Скоро все принялись за еду, неспешно перебрасываясь словами. Жаркий мезозойский день завершался. Семейка аллозавров скрылась в лесу, и какое-то время оттуда доносились чьи-то вопли и шум сминаемых растений. Потом всё затихло, как обычно перед наступлением темноты, когда дневные хищники уходят на покой, а ночные ещё таятся.

      И тут Басс почувствовал, что на него накатывает олиба.

      Он не испытывал этого чувства очень давно. Да, пожалуй, всё то время, что он пробыл здесь, у него не случалось олибы… И тут другие, чьи-то чужие мысли заполнили его голову, и она сделалась гулкая и пустая, а на душе стало сумрачно, как бывает только во время похорон. Мыслей в этот раз было только две. Они раскатывались эхом под сводом черепа с болезненным звоном. В глазах его потемнело.

      – Запомните, полковник! Олибмен такого уровня мне нужен живым! Только живым! – гремел кто-то начальственно.

      – Я никогда не ходил через Временной Мост, сэр. – Отзвуки ответной мысли пропадали и терялись в гулкой тишине головы Басса.

      – Ничего, научитесь… Выполняйте! – Командный голос стих.

      Басс увидел, как чёрная стрелка приближается к красной шкале, и как, следуя за нею, неотвратимо меняется кривизна окружающего пространства. Тошная муть покатилась по животу, по груди, по всему телу, опережая раскалённую волну холодного пота, а