Час кроткой воды. Элеонора Раткевич

который мне его послание прочитает, сразу продиктовать ответ. И прощения просил, что пока не может приехать меня проведать, чтобы не отрывать время от учения.

      Мягкий, почти незрячий взгляд. Здесь и сейчас Дама Тайэ вряд ли видит хоть что-то. И уж точно не видит она сыщика Шана. Вся она – там и тогда.

      – Сокол мне письмо прочел. И сказал, что брат мой и правда учится усердно – почерк хоть и нестройный, но и не корявый, разборчивый, и на все письмо одна ошибка, и та небольшая.

      Ого! Чтобы за полгода так продвинуться, надо иметь светлую голову и несгибаемую волю. Шан, как мало кто другой, знал истинную цену подобного успеха, знал, какой это адский труд. Он ведь тоже учился с чистого листа – ладно, не взрослым парнем, а почти подростком. Вот как пятнадцати лет в стражу пошел, так и начал. И его успехи были куда как скромнее. Да, через полгода и он мог написать почти без ошибок коротенькую весточку уставными знаками, особенно если использовать письмовник с образцами. Но для такого послания образца не найти.

      – Он меня спросил, отчего брат так поздно начал учиться. Я ему и рассказала все, как есть.

      Вот тогда все и сладилось, понял Шан. Именно тогда. Хорошеньких лиц Сокол на своем веку наверняка повидал немало. Но разве мог он равнять с ними такую сестру такого брата?

      – Он сказал, что напишет мне ответное письмо, но хорошо бы мне и самой поучиться грамоте: все-таки письма от родных не для посторонних глаз.

      И снова улыбка – ясная и беззащитная.

      – Он для меня всякие стишки придумывал забавные, шутки разные про знаки. Чтобы запоминалось легче и с понятием. Сама я запоминала их, как узоры. Я ведь вышивальщица. А с этими стишками и прибаутками все вместе увязывалось. Это было так весело. Веселей, чем на гулянье. Мы тогда столько смеялись. Он меня стихи слагать учил.

      Короткое молчание. Дама Тайэ – именно Дама Тайэ, а не Светлячок – на миг вернулась из прошлого. Хотя бы отчасти.

      – Знаете, я потом много читала разных поэм и романов о любви. Небесная красавица и талантливый юноша. Обязательно из хороших семей. Даже если обедневших – все очень благовоспитанно. Разумеется, никакой житейской прозы. Обмен тайными посланиями непременно на шелковых платочках. Свидание украдкой – в роскошно разубранных покоях. Или в цветущем саду. Лунный свет, пение птиц. Все очень романтично. – Дама Тайэ улыбнулась. – Эти милые люди ничего не понимают в романтике. Знали бы они, как романтичны свидания челядинки-вышивальщицы и не первой молодости домашнего писца… или того, кого челядинка считает писцом.

      Получается, Наставник Тайэ не сказал, кто он такой? Хотя… наверное, не мог. По крайней мере, поначалу точно не мог. И не только потому, что спугнул бы девушку. Пожалуй, он ничуть не меньше нее наслаждался этими свиданиями. Тем, что его любят – именно его, а не почти всевластного Государева Наставника.

      – Я тогда как на крыльях летала. Мы с ним сговорились пожениться. А я ведь челядинка – дозволит ли господин? Он меня успокаивает – дозволит, как не дозволить. А потом Кошка