Последняя из рода Тюдор. Филиппа Грегори

лошадей, явно потерпевший поражение. Я оборачиваюсь к Фекенхему.

      – Мой отец снова арестован? – спрашиваю я. – Вы пришли сюда со словами назидания, но не сказали мне об этой новости? О единственном, чего я не знала и о чем должна была знать!

      – Он снова пошел на измену, – прямо сказал монах. – Он и сэр Томас Уайатт попытались ворваться в Лондон во главе вооруженной армии.

      – Чтобы спасти меня! – взрываюсь я неожиданной злобой. – Кто станет винить его в том, что он пытался спасти меня от смертной казни? Он же любит меня! Я всегда была его любимой дочерью, так же целеустремленна в деле служения Господу, так же люблю учение. Как может такой человек, как он, бросить свою дочь на смерть и не шевельнуть даже пальцем для ее спасения? Никто не смеет требовать подобного от него!

      Между нами повисло недолгое молчание. Я стояла лицом к нему, раскрасневшаяся и с глазами полными слез, а он выглядел раздосадованным, как мясник, которого обманули на рынке. Потом он опускает голову, и на его щеках тут же появляется густой румянец.

      – Он восстал не для того, чтобы спасти вас, – грустно сказал он, и его слова зазвучали в моей голове похоронным колоколом. – Не ради вас, моя дорогая. Он собрал армию, чтобы возвести на трон принцессу Елизавету. Именно из-за его восстания вас и казнят. Мне очень жаль, дитя.

      – Он собрал армию в поддержку Елизаветы? – я не верю своим ушам. Я же рассказывала отцу, что за девица эта Елизавета. Зачем он пошел на все это ради нее, такой неустойчивой в вере и ненадежной?

      – Именно так.

      – Но почему казнят меня, если за Елизавету восстал мой отец? – шепчу я. Дальше вступает мой пытливый ум ученого: – Это же нелогично. Совершенно непоследовательно.

      На губах монаха появляется грустная улыбка, говорящая мне о том, что он со мной согласен.

      – Испанские советники королевы желают, чтобы после восстания против них не осталось ни одного живого причастного. Против ее королевского величества то есть, – поправляет себя он.

      Мне нет до этого никакого дела. Самое главное для меня сейчас – отец.

      – Так он не собирался меня освобождать? Даже не думал этого делать? Все это ради Елизаветы, не ради меня?

      Фекенхем знает, что этот удар – самый страшный.

      – Если бы не это, то вас бы отпустили, я в этом уверен.

      Он видит, как опускаются уголки моих губ, как злые слезы наполняют глаза.

      – Никто не знает наверняка, в чем именно состоял план их заговора, пока кто-либо из них не признается. Может, мы помолимся Отцу Небесному, который любит вас? Он всегда на вашей стороне.

      – Да, – обреченно говорю я, и мы вместе преклоняем колена и молимся вместе, произнося молитву «Отче наш». Эту молитву дал нам сам Иисус, и он же объяснил нам, что Господь есть отец всем нам, живущим. У меня есть Отец Небесный, даже если земной предал меня. Брат Фекенхем молится на латыни, я – по-английски. Я не сомневаюсь в том, что Господь слышит меня. Как и в том, что он слышит и его.

      Тауэр, Лондон.

      Суббота, 10 февраля 1554 года

      Отцу предъявят обвинения, и он предстанет перед