Все случилось на Джеллико-роуд. Мелина Марчетта

что ты не уедешь на каникулы.

      – С чего ты взяла, что мне некуда поехать в этом году?

      – Я хочу, чтобы ты взяла их под свое крыло, Тейлор.

      – У меня нет крыльев, Ханна.

      Она внимательно смотрит на меня. Во взгляде Ханны всегда можно прочитать множество эмоций. Смесь разочарования, усталости и злости. Она ни на кого так не смотрит, кроме меня. Всем остальным достаются сконы с изюмом, ласковые улыбки и множество вопросов, а мне – взгляд, полный горя, гнева, боли и чего-то еще, что я никак не могу разгадать. За эти годы я уже свыклась с мыслью, что Ханна неслучайно оказалась на Джеллико-роуд всего через несколько минут после того, как меня бросила мать. Она и не пыталась делать вид, будто это совпадение, особенно в первый год, когда я жила с ней и еще не училась в школе. В седьмом классе, переселившись в общежитие своего факультета, я с удивлением обнаружила, как сильно по ней скучаю. Покинув ее недостроенный дом, я словно еще на шаг удалилась от понимания собственного прошлого. Каждый раз, когда я пытаюсь найти какую-то зацепку, следы приводят меня к одному и тому же человеку – к Ханне.

      Я забираю у нее список, просто чтобы закрыть эту тему.

      – Ты совсем не спишь.

      Это не вопрос, а утверждение. Она протягивает руку и касается моего лица. Я вздрагиваю и отстраняюсь.

      – Иди-ка перекуси, а потом марш на занятия. Ко второму уроку, может, и успеешь.

      – Я думаю уехать.

      – Уедешь, когда окончишь школу, – упрямо говорит она.

      – Нет, я уеду тогда, когда захочу, и ты меня не удержишь.

      – Ты останешься до конца следующего года.

      – Ты мне не мать.

      Я всегда говорю так, когда хочу обидеть ее, и каждый раз жду, что она нанесет ответный удар.

      – Не мать. – Ханна вздыхает. – Но пока что, Тейлор, никого другого у тебя нет. Так что давай просто перейдем к делу: я тебя покормлю, и ты пойдешь на урок.

      Порой мне кажется, что печаль поселилась у нее в глазах и отказывается уходить. Бесконечная печаль, а иногда еще и отчаяние. Пару раз я видела и что-то совсем другое. Когда правительство решило отправить наших солдат в заграничную кампанию, Ханна была безутешна. Или когда ей исполнилось тридцать три. «Иисусу было столько же, когда он умер», – пошутила я. Но помню, как она на меня посмотрела. «Моему отцу было столько же, когда он умер, – ответила Ханна. – Получается, я теперь буду старше него. В этом есть что-то противоестественное».

      А еще была история в восьмом классе, когда Отшельник шепнул что-то мне на ухо, а потом застрелился, и я сбежала с кадетом, а Бригадир привез нас обратно. Помню его суровое лицо – он как будто изо всех сил старался сделать его как можно суровее. Ханна не смотрела на него. Она явно заставляла себя на него не смотреть. Только сказала: «Спасибо, что вернули ее домой» – и разрешила мне остаться в недостроенном доме у реки. Всю ночь Ханна крепко обнимала меня, потому что в том самом городе, где нас нашел Бригадир, как раз пропали двое детей. Она сказала, что это легко