Все случилось на Джеллико-роуд. Мелина Марчетта

сосредоточенно идти вперед с закрытыми глазами. С тех пор как в седьмом классе меня перевели из общей спальни в отдельную комнату, я готовилась взять на себя бразды правления, как и все остальные протеже на других факультетах. Но пять лет – долгий срок, и за это время мне все успело надоесть. Так что, добравшись до хижины и ощутив встречающую меня волну враждебности, я начинаю продумывать свой побег из школы Джеллико. Только на этот раз мне будет не четырнадцать и за мной никакой кадет не потащится. Я буду одна. Диккенс писал, что главное правило человеческой природы – чувство самосохранения. Когда я прощу его за то, что он придумал такого нелепого персонажа, как Оливер Твист, скажу ему спасибо за полезный совет.

      Пламя свечей озаряет прикрытый холстиной земляной пол, на котором сидят двенадцатиклассники со всех других факультетов. Они вместе со своими преемниками дожидаются окончательного вердикта.

      – Это официальная церемония передачи власти, – говорит главный. – Тут все просто. Никакой демократии. Кого назначили главным, тот и правит всеми. Сместить его можно, только если пять из шести глав факультетов подпишут документ о некомпетентности главного. Именно он – или она – определяет, какими территориями меняться с кадетами и горожанами. Только главный имеет право принять решение сдаться врагу.

      Ричард с факультета Меррамбиджи издает звук, похожий на полузадушенный смешок. Не знаю, почему: то ли он уверен, что лидерство достанется ему, то ли ему смешна сама идея сдаться. Но этот звук неприятно царапает мне слух.

      – Самое важное – не палиться, – продолжает главный, – особенно перед учителями и персоналом. Каждый раз, когда начальник вашего корпуса устраивает собрание, сидите молча и делайте вид, что внимательно слушаете, но так, чтобы никому и в голову не пришло, что после отбоя тут что-то происходит.

      – А что-то – это что? – вежливо уточняет Бен Кэссиди.

      – В каком смысле? – переспрашивает кто-то из двенадцатиклассников.

      – Ну, что именно происходит здесь после отбоя?

      – Ты к чему клонишь?

      Бен пожимает плечами.

      – Все только и говорят о том, что творится после отбоя, но у меня такое ощущение, что тут ничего не происходит, кроме разве что вот таких собраний.

      – Во-первых, – говорит главный, – о собраниях никому ни слова.

      – Ну, не то чтобы никто не знал о происходящем, – продолжает Бен. – Помню, я был у Ханны, мы ели сконы, и она, как всегда, задавала миллион вопросов. – Он окидывает взглядом остальных протеже, как будто нам интересно. – Она их сама печет. М-м, вкуснятина. Ну так вот, мы разговаривали, и я сказал: «Ханна, ты живешь в этом доме дольше, чем я здесь учусь, и отсюда, наверное, открывается самый лучший вид на все корпуса. Как думаешь, что происходит в школе после отбоя?»

      – Нашел кому задавать такой вопрос. Человеку, который постоянно разговаривает с директором, – встревает Ричард. – Ну ты и придурок, Кэссиди.

      – У нас особенно-то и выбора не было, – говорит