Чудо. Владимир Алексеев

поешь. Как тебе стать собой? С одной стороны, если ты станешь швеей, ты вроде как не самостоятельно сделала выбор. Но с другой, если ты шьешь лучше, чем поешь, это и есть то, что ты должна делать, чтобы быть собой.

      Я знал одного паренька, который сходил с ума от желания спеть для всех. При этом петь он, как часто бывает, не умел. Настолько плохо это у него получалось, что слушать его было почти невозможно. Все диву давались, ну как у него могут сочетаться эти два качества. Такое сильное желание при полном неумении. Был ли он собой? Нет, конечно. Он все время пытался стать кем-то еще.

      Помню, в моем классе был мальчик, который страшно боялся отвечать у доски. Он краснел, мычал и почти терял сознание, но не мог толком ничего сказать. А если говорил, это звучало так жалко, что хотелось провалиться под землю. Он рассказывал урок так, как будто признавался в каком-то постыдном поступке. И голос его расщеплялся и дрожал. Тогда, будучи ребенком, я наивно думал, что передо мной хрупкая индивидуальность, что хоть он мне и неприятен, но его напрасно обижают, и следует к нему относиться как-то по-особенному. Как глуп я был. Сейчас я знаю, что весь его страх был от высокомерия, от гордыни, за которой скрывалась пустота. От чувства собственной обособленности. Но как раз это чувство делает человека рядовым, ничтожным и скучным. Тогда как причастность к общему возвышает.

      Когда вывел эту теорию, я понял, что всегда искал свою причастность к общему и как высший идеал ставил соответствие высшему замыслу. Природы или Бога – неважно. Главное, что это был не мой замысел, а проявление Судьбы. И для себя я отвел роль – быть рукой Судьбы. Вы даже не представляете, как это примиряет с тем безобразным в жизни, что обычно вызывает приступ тошноты, отвращения, пробуждает желание поскорее покончить со всем этим. Когда ты становишься частью общего, ты как будто вступаешь в секту самого Бога, в тайное общество матушки-Природы, в орден Судьбы. Везде начинаешь видеть своих братьев по ордену и радуешься встрече. В каждом нелепом событии начинаешь видеть сопричастность к большому делу.

      Что происходит дальше? Это очень интересно. Мне не стоило бы делиться этим знанием, до которого каждый должен дойти сам. Но извольте. Дальше ты начинаешь предчувствовать замысел Судьбы, правда, окружающие по ошибке принимают это за провидение. Но я не провидец, я такое же дитя Божье, как и все. Просто я чуть-чуть внимательнее. Это как слепое зрение. Ты не видишь, но чувствуешь изображение как-то иначе, совсем по-другому. И в нужный момент на краю пропасти, которую почти никто не замечает, ты вдруг останавливаешься. Многие падают, но есть и те, кто остановился рядом. Ты на них смотришь и улыбаешься, ибо это твои братья по оружию.

      Вот такая нехитрая у меня мораль. Мне, конечно, по-человечески очень жаль Писателя. Хороший был человек, хоть и глуповат. Но не без просветлений. Однажды он меня даже удивил. Помню, он написал детский рассказ про то, как страшно умирать. Ну, думаю, старик наконец-то делом занялся, потому что раньше он писал про каких-то розовых свиней, про приключения совка, про страну зефирного варения. А тут сразу такой прорыв. Я бы эту книгу назвал «Детям о главном», но он же Писатель. И в его версии