Вольно, генерал: Стокгольмский синдром. Шарлеманн Готье

стоял рядом, грозный и подтянутый, явно сдерживающий себя.

      – Я знаю, что ты ко мне чувствуешь, и почти уверен, что ты делал это много раз. Я хочу увидеть, как ты мастурбируешь на меня, принцесса, – в его глазах заблестели искорки, от которых Люциану стало очень неловко. Сам приказ был очень постыдным, такое нельзя было сделать сразу.

      И тогда Молох радушно предложил юноше коньяка, служившего источником запаха. Горький древесный вкус опалил губы Моргенштерна, а влажный поцелуй генерала – придал кислого табачного привкуса, от которого нельзя было не почувствовать всеохватывающего подъёма.

      И тогда, на середине второго бокала, всё пошло само собой. Произошёл хищный поцелуй, заставляющий губы немного опухать и становиться более чувствительными. Моргенштерн почувствовал тяжесть в брюках, от которой можно было избавиться, лишь расстегнув их. Молох тихо рыкнул, когда Люциан это сделал, и он увидел возбуждённый член, оттянувший ткань белого белья. Можно было бы, конечно, испортить мгновение и натянуть этого мальчишку на себя прямо сейчас, однако… Было бы разумнее посмаковать момент. Он позволил Люциану дотронуться до своего члена через ткань, немного погладить головку и испустить тихий вздох.

      Молох с жадностью наблюдал за каждым движением. Постепенно Люциан опустился на подушки кровати, пропахшие генералом, и начал ласкать себя, поглаживая наливающийся кровью член, немного раздвинув ноги и спустив брюки до середины бёдер. Пальцы обводили сам пенис, шли чуть ниже, до основания, обводили яички – и двигались обратно. Люциан посматривал на генерал-майора и пьяно улыбался, чувствуя себя очень польщённым таким вниманием.

      Желание возрастало всё сильнее, подкармливающееся алчным взглядом, полным похоти и какого-то другого смутного чувства, словно между ними находилось запотевшее стекло. Молох тихо рыкнул, когда Люциан спустил с себя нижнее белье, отодвинув ткань к брюкам, и начал мастурбировать, обхватив член и начав его медленно ласкать. Юноша, разумеется, стеснялся, но алкоголь помог раскрепоститься до той степени, когда смущение тоже становится оружием. Он разводил ноги сильнее и ускорял движения руки, кусая губы и мутнеющим взглядом посматривая на Молоха. Никогда генерал не был так близко и так далеко.

      – М-Мо… – юноша не договорил и откинул голову на подушки, выгнувшись в спине. Пиджак был расстёгнут, жилет опустился под грудь, и сквозь ткань рубашки виднелись потвердевшие соски. Люциан бормотал всякий пошлый вздор, даже отчасти романтический, чем раззадоривал и себя, и мужчину. Это звучало настолько искреннее и чувственно, что мало кто мог устоять.

      По телу Молоха прошли мурашки как разряд электричества.

      – Потаскушка… – не своим голосом произнёс генерал-майор, постепенно теряя над собой контроль.

      Моргенштерн хорошо умел подавать сладкое. Когда мальчишке наскучило ублажать себя таким образом, он присел на постели, часто дыша, а потом начал обсасывать свои пальцы. Молох поднял брови, примерно предполагая, что должно произойти, но не веря себе. Неужели