Вольно, генерал: Стокгольмский синдром. Шарлеманн Готье

остаток ночи просто беспомощно скулил, как побитая собака. Помню, были слезы, и дикая усталость, и ломота в конечностях, потому что Молох не тот, кто будет кого-то жалеть, даже если умолять. Кажется, этот ублюдок способен продержаться не то что одну ночь – несколько. Подряд. И с каждой минутой, проведённой на нем верхом, я понимал, что схожу с ума, потому что мои мечты никогда не сбывались, а здесь – я оседлал того, кто неоднократно посещал мои мысли и заставлял стыдливо мастурбировать в душевой», – Молоху эти записи были по нраву.

      После каждого абзаца он задумчиво косился на дверь, за которой храпел уже повзрослевший Люциан. Теперь не выбьешь взаимных чувств. Но да он и не нуждался, поскольку не любовью мир хорош.

      «За незабываемую ночь я незабываемо заплатил. С постели я встать не смог, как ни пытался, и этот ублюдок лишь подлил масла в огонь, когда пытался сподвигнуть меня на подъём оскорблениями и привычным насилием. Я кусал подушку и вырывался, что приносило ещё больше дискомфорта. Кажется, ему нравится моя боль. Хотя нет, не кажется, утверждаю вполне уверенно и осознанно.

      Я ушёл в душ, чтобы хоть как-то расслабиться под горячей водой. Слёзы шли, я бился головой об кафель, пока наконец не взял себя в руки. Я буду сильным.

      Когда я пребывал в апатии и лежал в лазарете, где констатировали факт моего изнасилования, мне удалось вновь убедиться, что я не единственный, кого он так трахал. Что ж, это прекрасное начало моей карьеры, поэтому я искренне надеюсь, что однажды, когда я снова встречу этого ублюдка, ему придется несладко. Такие, как я, когда-то охотно ложились под него, но стоит ему ещё раз покуситься на меня, и он сломает зубы», – последняя запись умилила Молоха.

      На губах его воцарилась улыбка торжествующего садиста. Он погладил блокнот по корешку, а потом убрал обратно в ящик.

      Поднявшись с кресла, мужчина прошел в комнату, тихонько скрипнув дверью, и присел на кресло рядом с диваном, где спал Люциан, накрывшись простыней.

      – Знаешь, это так забавно: пока ты спишь, я добываю информацию, а тебе хоть бы хны, – одними губами прошептал главнокомандующий. – Тебе всё-таки стоит научиться запирать свой стол, принцесса. Неужели я так разбаловал тебя, что ты потерял всякую бдительность?

      Люциан наблюдал за ним из-под опущенных ресниц, не выдавая себя.

      Армейская радость II: Больно

      – Принцесса, тебя подвезти? – из машины доносится вкрадчивый басовитый голос.

      Конечно же, знакомый. Никто так не тяготел к роскоши, как владелец голоса. Дочерна тонированное стекло опустилось, и Люциан увидел генерал-майора – Молоха, недавно добившегося повышения.

      Люциан прекрасно помнил, чем закончилось последнее свидание, поэтому чувствовал себя некомфортно и стыдливо. Ему было неловко видеться с ним в людных местах, будто кто-то знал их тайну. Он встречал его жертв в негласном клубе любителей нытья. Надолго в нём не задержался, но понял масштаб проблемы, в которую вляпался. Моргенштерн покашлял, чтобы сделать