Древо прошлой жизни. Том II. Призрак легенды. Александр Гельманов

на Шипке с турками в 1877—1878 годы. А отец Тихона в своё время защищал Севастополь в Крымскую войну 1854—1856 годов от французов и англичан.

      – Вы можете гордиться своими предками, Алекс.

      – Я и горжусь, Констанция. Знаете, почему мне как-то не по себе? Муж Мари Александр был патриотом своей страны, никогда не вредил ей, но был репрессирован, как вредитель. Его отец Тихон, считавший себя патриотом, умер через год после революции, потому что не вынес разорения страны большевиками. А мой прадед – белый офицер был расстрелян в тридцать седьмом только потому, что кучке отщепенцев, дорвавшихся до власти, везде мерещились заговоры. Половине наших выдающихся вождей современные психиатры ставят диагноз «шизофрения». Выходит, русский народ заслуживает не простую жестокость, а лишь ту, которая усугублена душевной болезнью своего правителя. Тогда, в тридцатые годы, государство выполняло план по врагам народа и моего прадеда забрали как военспеца-вредителя и немецкого шпиона, будто в нашем мавзолее до сих пор лежит не германский шпион, а мумия из египетской династии фараонов. Когда вы рассказали мне про Шарля, воевавшего против русских на войне 1812 года, я подумал, что войны были судьбой моих предков. По большому счёту, все мировые бойни оказывались пустой никчёмностью, – до наступления мира проигрывали обе стороны и так будет продолжаться впредь. Любые войны развязывали вожди, а не народ – общепризнанный творец истории. И всегда под одним и тем же флагом патриотизма. Впрочем, у каждого народа свои счёты с Богом.

      – Вы говорите словами Жюля. Он так считал ещё до того, как начал свою войну с нацистами.

      – Жюль Мелье – участник войны? – удивился я.

      – Он был героической личностью, Алекс. И до самой смерти верил, что судьба Мари и Элен перестанет быть тайной. Ну, мне кажется, на сегодня достаточно. Пойдёмте, я покажу вашу комнату.

      Мы вышли из столовой и поднялись на второй этаж. Проходя мимо портретов, Констанция сказала:

      – Посмотрите, всё это ваши предки. С этой стороны картины на вас смотрит сам Ален Мелье.

      Родоначальник семьи был изображён по пояс, в старинном мундире с париком на голове.

      – А вот это Робер Мелье в возрасте пятидесяти трёх лет. Рядом его супруга и брат Шарль. Этот портрет был написан, когда Бонапарт находился в зените славы, которую с императором хотел разделить Шарль. А теперь подойдите сюда, Алекс.

      – Кто это?

      – Слева Доминик, правее его брат Жерар. А за ним супруга Жерара Эльза. Художник увековечил их после рождения сына-первенца Филиппа.

      Я всмотрелся в их лица. Подумать только! В этом доме умели хранить память о своих предках, а значит, и честь рода. Особенно меня привлёк портрет Эльзы. Тонкие черты миловидного лица, локоны до плеч, пышное розовое платье. Такой Мари запомнила навсегда свою прабабушку. Я настолько засмотрелся на Эльзу, что не сразу заметил, как Констанция уставила на меня пристальный взгляд.

      – Хотите взглянуть на Филиппа