Адам Протопласт. Олег Лукошин

вообще странным ребёнком был. Другой к матери ручонки тянет, плачет, если та скрылась из вида. А Паша – никогда. Нет мамки рядом – так и не надо. Будет молча сидеть, как и прежде.

      Ласковы обыкновенные дети и с окружающими – на предложение поиграть всегда отзовутся радостным бульканьем и экспрессивными телодвижениями. Но только не Паша.

      Вот тебе, внучок, гостинец, придёт с работы деда Толя, и конфетку протягивает, а вместе с ней надувной шарик. Конфетку Пашенька из вежливости съест, а шарик потрогает – серьёзно, оценивающе – и потеряет к нему интерес.

      А то баба Варя какую внуснятинку сготовит – подсовывает внуку, улыбаясь. А тот присмотрится, понюхает – да отодвинет ладошкой равнодушно. Или съест ровно так же, из вежливости, без малейшего удовольствия и благодарности. Ты смотри какой привередливый, злится бабка. И в кого только?

      Неудивительно, что очень быстро у Пашиной родни зародились сомнения в его умственных способностях. Баба Варя, так та без обиняков, вслух на кухне дочери шептала: дурачок он у тебя, к врачу бы его! Деда Толя махал на неё рукой раздражённо, но частично с женой был согласен. А мать родительские шёпоты воспринимала стойко, без видимой реакции, но давлению семьи вынуждена была подчиниться.

      Водили его к врачам, и неоднократно. Но – никаких отклонений те не выявили. Обыкновенный здоровый ребёнок. Несколько заторможенная реакция, но это ни о чём таком не свидетельствует. Говорить научился рано, цвета различает, времена года знает. Уже считает до десяти и выучил чуть ли не весь алфавит.

      Читать Павел действительно научился рано. Задолго до школы.

      Едва ему стукнуло пять, родители официально развелись и посещения родственников со стороны отца резко сократились. Лишь бабка с дедкой, папины родители, навещали его какое-то время – а затем, встречая холодный приём не только снохи и её родни, но и самого Паши, свели эти визиты на нет.

      Отец и вовсе свалил куда-то за длинным рублём, новыми убогими впечатлениями и очередными молчаливыми бабёнками, одна из которых спустя какое-то время стала его женой. Павел воспринял это с облегчением. Люди его уже тогда тяготили, а родственники в особенности.

      Вот ему лет шесть, он сидит на полу с какой-то толстенной книгой. Никак Анатоль Франс!

      Тогда все советские граждане покупали толстенные книги – потому что это было модно и считалось проявлением не только высокой культуры, но и определённого достатка.

      Покупать-то покупали, все полки в серванте были ими заставлены, а кто и отдельные книжные шкафы держал, но читали редко. Деда Толя открывал разок этого Франса, пробежал две страницы – и снова закрыл. Не пошло.

      А Пашка сидит, вглядывается, страницы перелистывает. А то встанет, залезет на табуретку и другую книгу с полку снимет.

      Неужели читает? Да не, вроде так только, листает.

      Со стороны и вправду трудно понять, читает Павел или всего лишь делает вид.

      У него