Потомок Монте-Кристо. Наталия Лаврентьевна Рай

я нырнула на любимый диван.

      Что за чертовщина – не помогает? Лучший мой спасатель, любимый диван, который прежде мог всё, вдруг оказался бессильным?!! Впору осатанеть. Я вовремя вспомнила, что любимой моей наукой является логика и села подумать: что бы это значило? Не моё определение – я заболела. И в один из прекрасных дней я поймала себя на крамольном желании просто увидеть его. Кстати, глаза у него были хороши: синие-синие и под высокими бровями. Зато его рыжесть и кудрявость (чего я тоже терпеть не могла – вывих ген!) и, как уже сказано, ещё целый арсенал отрицательных для меня показателей, уже, увы, никакой роли не играли и играть не могли. Собственно – глаза: единственный в моих определениях внешний плюс. Но – я люблю открытые глаза. И синие – тоже, хотя бы потому, что мои – тёмные.

      Тогда у меня ещё не было ни малейшего подозрения относительно собственного состояния и посему найти достойный повод зазвать Вовочку было плёвым делом. Он и прилетел, как только смог.

      Что это за невыносимость – не видеть кого-то, без кого и жизнь не жизнь, и всё – не то, и всё – не так. Вроде бы и ничего особенного, все так же мечутся-бегают, а тебе постоянно чего-то не хватает. Как в недосоленном хлебе. Что за пытка, Господи! Не столько происходящее само по себе страшно, а именно то, что ты над собой в этом происходящем не властна совершенно – ужасно, ибо ничем и никак нельзя себя перенастроить с данной волны и никто не поможет тебе в этом. И с каждым следующим разом, с каждой новой встречей всё идет по нарастающей.

      ***

      Вовочка сразу всё понял. И мгновенно изменил поведение. Он был, до мига получения результата, идеальным ухажёром. Как он ухаживал – не суть важно, но с моей точки зрения – идеально. Всё, что мне требовалось – угадал, всё до мелочей просчитал и отдал. До минуты, когда я, совсем уж одурев, не призналась.

      Я и в сию минуту люблю его. Это я к тому, чтобы никакие мои слова не воспринимались как обвинение ему во всех смертных грехах. Я, видит Бог, до сих пор не понимаю о нём ничего. (Замечу попутно, что мы и себя часто не понимаем и не знаем, а уж других-то!). Может быть, пойми я это, я и излечилась бы? Не понимаю – больна с той же силой.

      Ходят слухи, что низкорослые мужчины – все! – с комплексами, число которых не сосчитать даже специалистам высшей математики, снабжённых суперсовременной техникой. То ты им слишком длинна, то – слишком умна, и то в тебе им не эдак, и это не так: всё могут опорочить для самоутверждения. Право же – Вовочка ярчайший тому пример. Комплексов у него – на роту. Что, например, могла я ответить на вопрос:

      – Почему ты пишешь?

      Самый разумный и исчерпывающий, на мой взгляд, но ничего, на Вовочкин взгляд, не объясняющий ответ:

      – Для того и родилась!

      Но и это, простое, в общем-то объяснение, я с трудом извлекла из глубин собственного подсознания лишь после определённых усилий, да и то только