Таверна «El Capitan» и ее обитатели. Елена Руни

Ты ж. Видела. (8 букв Х, 8 букв У, 8 букв Й)…

      – Не ругайся, пожалуйста. У меня здесь ребенок. Даня. Она помогает.

      Он зажимает рот руками. Мычит.

      – Твоя прежняя профессия? У тебя есть профессия?

      Наверное, его давно об этом никто не спрашивал.

      Он вдруг взахлеб начинает рассказывать, что он столяр-краснодеревщик. И у него 4 разряд. Но мастер был скот. А маме надо было помогать. А соседка денег попросила. А он рррраз! И дал. А мастер. А мама. И все. И первый разряд. И Польша. И все.

      Реально все. Остальные слов пятьдесят еще – из все тех же трех букв. Говорил, махая руками, подпрыгивая, морща испитое лицо , щурясь и зажимая себе рот при бранных словах.

      – Извини, я уже не могу без мата.

      – Вова, пожалуйста. Ты же серьезный человек! Ребенок может услышать! Что она о тебе подумает!

      Такая интонации у меня была, когда я объясняла Вовке Афанасьеву, шестнадцатилетнему двоечнику и второгоднику, почему меня, тринадцатилетнюю его одноклассницу, нельзя дергать, как других, за косы и хлопать по спине, ища застежку от лифчика.

      – Понимаешь, Вова, – говорила я 40 лет назад, – ты же здесь самый красивый и умный. Я тебе доверяю. И ты очень благородный и воспитанный. Я-то знаю! Пожалуйста, Вова, не надо это делать!

      И я была единственной девочкой в классе, над которой этот парень, похожий на взлохмаченного Волка из "Ну, погоди», не издевался и рядом с которой не пошлил сам и не давал пошлить другим.

      …Бал в доме на Мойке, елка, шары, музыка, гимназисты с тощими шеями, неуклюжие и хорохорящиеся… Гимназистки в длинных платьях. Танец. Разговор. Фи, Вольдемар! Какой моветон! Извольте…

      Дежавю. И сейчас рядом бомж Вова матерно рассказывает за свою жизнь…И я говорю "пожалуйста". И он краснеет и смущается… Перебирает ногами, топчется на месте, постукивает ладонями по барной стойке, одергивает футболку.

      Оно мне надо? Зачем спрашиваю? Привычка скорее, чем необходимость. Привычка уже несколько лет не практикующего психолога. Понять.

      – Ты краснодеревщик? Хочешь по специальности работать? Ищешь работу?

      Дурацкая привычка равнять всех по себе. Нахрена ему та работа?

      – Я не могу работать! У меня нога оперирована. На штырях, хожу плохо. А больше бесплатно лечить врачи испанские не хотят.

      – А ты домой не хочешь? В Украину.

      Вовчик смеется.

      – Мне и тут неплохо. Да и документов у меня нет вообще никаких. А еще: что я там делать буду, я ж уехал оттуда 20 лет назад.

      Потом смотрит на меня, задумывается и говорит грустно:

      – Как же вы все-таки похожи! Только вот кольцо у тебя… замужем, да?

      – Замужем. (Блин. Худая Таня, у тебя что, был роман с Вовиком? Зачем ты его начинала? Что ж ты его бросила? Или он всегда пил, врал и воровал? Дрался, наверное, по пьяни, да?

      В СССР на примере хороших фильмов, с помощью хороших актеров, советских женщин учили любить, терпеть и перевоспитывать алкоголиков, учили видеть в них личность, человека, друга, любимого…

      Поколение наших мам верило «неподдающимся».