По воле тирана. Марина Бишоп

его горячие объятия и жадные поцелуи.

      – Да и ты тоже не остался безымянным, Орл Безумный. Неужели тебе не известно твое прозвище?

      – Признаюсь, слышу впервые, но, о, Стихии, я рад, что не уйду беззванным. Раз мне суждено провести время в твоем обществе, изволь спуститься в стойла. Там отвяжи от седла моего протавра мешок и принеси сюда.

      – Я исполню твою просьбу, как только ты поправишься…

      – Это не просьба, я приказываю тебе принести мешок сейчас же.

      – Наверняка, мешок отвязал кто-нибудь из прислуги. Как только они окажутся у меня, я принесу их тебе.

      – Я сверну тебе шею раньше, – яростно пригрозил Орл.

      Уголки рта Лауды подернулись в улыбке. Он все такой же вспыльчивый. Она не боялась разозлить его: он ранен, слаб и слеп. Пусть сердится. Грех не воспользоваться его беспомощностью, чтобы спокойно расставить все по местам.

      – Ты не послушал меня перед путешествием. Торн объявил траур по тебе. Объявленного погибшим никто не ждал твоего возвращения.

      – Не ждал или не жаждал?

      Решив не отвечать на колкость, она не замолчала.

      – Неделю назад я согласилась стать его женой. Я должна боготворить Кронула. На что я могла рассчитывать в этой жизни? Как невеста, я не стою и пылинки с самоцветов – за мной нет приданого, нет родственников, владеющих горными рудниками. Я даже не знаю своих родителей. А Торн… Он любит меня.

      – Я любил тебя. Имеет ли это для тебя значение?

      Его голос неожиданно смягчился. Но Лауда удержала себя от проявления чувств, изобразив на лице безразличие, а в голос добавила твердости. Никогда больше она не отдаст сердце тому, кто не задумываясь швыряется им.

      – Любил? Сражения – твоя любовь – безумная и опасная.

      – Это две разные вещи. Я сражаюсь за свободу!

      – О какой свободе ты говоришь? Ярмо рабства не тяготит ни одного из нас, – возразила Лауда.

      – Мы свободны только потому, что можем сражаться и противостоять порабощению.

      Орланд закряхтел от яростного натиска в плече.

      – Что за…

      – Я приготовлю отвар.

      Лауда отошла, повернулась спиной к лежащему воину всем телом, ощущая невидящий взгляд, скользивший по ее стану. Она сглотнула горькую слюну. Надо было оставить его, как он сам и просил, тогда не сжималось бы сердце под грузом неугасшей любви.

      – Пей сама свои вонючие зелья, я хочу видеть.

      – Даже если боль будет застилась глаза пеленой? – попыталась вразумить его Лауда.

      – Даже если я лично подведу тебя к брату в день свадьбы.

      – Видит Марава – ты ведешь себя, как обиженный юнец.

      – Подожди, родная, я с тобой еще не закончил. Ты еще пожалеешь о своем поступке.

      Лауда насторожилась, представив, что случится, если он и на самом деле решит отомстить.

      – Угрожаешь?

      – Не имею такой привычки, любимая.

      – Хорошо, Орл. Пожалуй, я тебе скажу кое-что, надеюсь, после ты пересмотришь свое отношение ко мне. Да, я уже не та наивная фарлу, которая рада была прислуживать тебе: рассыпаться в благодарностях