Минус тридцать. Генрих Эрлих

по полстопки, Алла привалилась головой к плечу Виталия, и вот его рука с ласковым перебором прошлась по границе волос на затылке, скользнула вниз, исчезла под свитером, легко выпростала маечку, зажатую резинкой трикотажных штанов, нащупала обнаженное тело и неспешно начала подниматься вверх с нежными круговыми движениями.

      – Ничего нет.

      – Снимай, надевай, еще крючки порвешь в запале, а бельишко дорогое.

      – Не порву.

      – А ты непрактичный, как все мужчины, – сказала Алла, дергая ремень на джинсах Манецкого, свободный конец ремня был крепко зажат и никак не подавался. – Вот не сможем снять – так и разойдемся.

      – Не разойдемся. Уже не разойдемся.

      – Я-то подготовилась.

      – Мне и так сложно без смокинга и бабочки с дамой за столом, а ты еще предлагаешь штаны тренировочные надеть.

      – Ты что сюда – есть пришел или вечер культурно провести? О-о-о. Ведь не за тем, не за тем. Отодвинь лавку от стены, я тебя видеть хочу. Вот так, дай я тебя обниму. Копьецом…

      – А тебе дубинка нужна?

      – Какая разница – лишь бы человек был умный. Как ты.

      Они уже взаимными стараниями скинули всю одежду, и руки беспорядочно мелькали, отражаясь изломанными тенями, тяготея вниз, к паху.

      Алла откинула Виталия к стене, развернулась, сев на него и примкнув губами к губам, чуть приподнялась и, помогая себе правой рукой, медленно, со стоном опустилась.

      – Сладкая ты моя…

      – Ничего не говори… О-о-о.

      Она обхватила его ягодицы своими крепкими ногами, и легкие мерные удары ее пяток вызывали дополнительное, неизведанное ранее наслаждение. Она откинула торс назад и ее неожиданно пышные груды приподнялись, касаясь его ключиц, и он захватил левую, чем-то более привлекательную, поиграл языком соском и втянул его в себя.

      – Ты спутал скорости, маэстро. Жми на газ.

      – Так мы не сможем предохраниться.

      – Сегодня можно. О-о-о. Как ты послушен!

      На долгие мгновения повисла тишина.

      – А вы здесь хорошо устроились. Лучше, чем в Москве. Гораздо удобнее, – приговаривала Алла, присев над шайкой с теплой водой.

      – Ты смотри, с подружками не поделись впечатлениями от местных удобств, – усмехаясь, ответил Манецкий, быстро сполоснувшись, вытершись и швырнув полотенце Алле.

      – Нет, такую роскошь я им не продам – вдруг у них тоже какие-нибудь мечтания появятся.

      Они посидели в предбаннике, выпили по полстопки, потом по чашке чая, сидели молча, глядя друг на друга с лаской и благодарностью, но прошло время, и затуманился взгляд, и протянулись навстречу руки.

      – Что ты со мной делаешь… – сказала Алла, прильнув к Виталию, исцеловала его лицо, скользнула чуть ниже, подражая ему, обвела языком кружки вокруг сосков и стала медленно, поцелуй за поцелуем, спускаться ниже.

      – Что ты со мной делаешь… – хрипло пробормотал Виталий, когда ее губы нежно обволокли головку.

      «Надо же, сама…» – легкое удивление промелькнуло к голове и тут же растаяло в наслаждении.

      – Сладкоежка, –