Только если ты захочешь. Брюно Комб

всегда одевалась в темные узкие юбки и светлые блузки или тенниски и, чтобы не повредить лодыжкам, носила «каблуки разумной высоты», как любила повторять… В довершение всего ее голову венчал аккуратный круглый пучок, утыканный шпильками и щедро опрысканный лаком для волос, пахнущим богадельней.

      Камилла чувствовала себя хорошо в любой одежде: в платье, в юбке, в брюках, в коротких и длинных шортах – светлых и темных, вызывающе ярких и неброских; в кроссовках, сандалиях и туфлях-лодочках на десятисантиметровых шпильках, а то и выше.

      Ей нравилось постоянно менять внешность и прическу: поносив некоторое время химическую завивку «барашком», по выражению Ванессы, она потом несколько недель ходила с совершенно гладкими волосами, каштановый цвет которых подчеркивал зелень ее глаз и матовый цвет лица.

_{* * *}

      Клементина вошла в столовую. Камилла долго смотрела на невестку, после чего подошла к ней и сдержанно поздоровалась:

      – Привет, ты прекрасно выглядишь! Как дела?

      На лице Клементины появилась улыбка, скорее напоминавшая судорогу. Окинув Камиллу ледяным взглядом, она вздернула подбородок и стала похожа на страуса, пугливо высунувшего голову из высокой травы. Невестка приблизила свои обветренные губы к уху Камиллы.

      – Отлично, спасибо! Я была на кухне: бедняжка Матильда, она там совсем выбилась из сил.

      Калинья, наблюдавшая за этой сценой, шепнула подруге:

      – Мне кажется, она посылает нам какой-то месседж…

      – Прекрати, иначе я сейчас лопну от смеха!

      Калинья настаивала:

      – Сама же видишь! Ей надо как-нибудь сказать, что юбка-карандаш и трусы с начесом – не лучшее сочетание! Как ты это называешь?

      Камилла закашлялась, чтобы скрыть клокочущий в горле смех.

      «Синдром четырех ягодиц»!

      – Ах да, точно, эта резинка разделяет надвое каждую сторону… два раза по две ягодицы… вау, секси-герл Клементина!

      – Замолчи, говорю тебе! Пойду на кухню поздороваться с Матильдой… и успокоюсь немного.

      – О’кей, красавица!

      Калинья пошла на террасу забрать близнецов, напевая вполголоса: «Oh Baby! I’m sexy girl! Oh Baby! I’m nasty girl!»[4]

      Камилла предпочла поскорее уйти.

_{* * *}

      Длинный коридор вел в кухню, где через высокие двустворчатые окна, выходящие на юго-восток, щедро лился свет полуденного солнца.

      Стены коридора украшали гобелены, которые всегда придают особый облик старым домам, в которых сохранилось дедовское убранство.

      Огромные застекленные портреты всех предыдущих владельцев и членов их семей, казалось, следили и оценивали каждого гостя, посмевшего вторгнуться в их владения.

      Камилла с любопытством разглядывала этих застывших персонажей, похожих на фигурки волхвов в рождественской сцене поклонения младенцу Иисусу. Выше всех, над огромным подсвечником, висело фото Ришара и двух его братьев двадцатилетней давности. Место, предусмотренное для внуков,

4

Малыш, я сексуальная девчонка! Малыш, я гадкая девчонка! (англ.).