Страх и стыд. Саша Мар

пряжку и защёлкнул в замке. Затем крутнул ключ. Красный джип вздохнул и начал бесшумно пульсировать. Сзади металось к небу и звонко трещало огромное кострище. Они услышали треск только сейчас. От взрыва заложило уши.

      Джип проскользнул сквозь открытые ворота, густые деревья и заросли, которые окружали дом, через мостик над ручейком и помчался по дороге в сторону центра Санта-Роса. Автоматические ворота послушно закрылись, как будто ничего не произошло. Стало очень тихо. Звучал густой лес, журчала вода в ручье, стрёкот насекомых и щебет птиц. И треск огромного костра, как на пикнике. Все, кто ехал в сторону Санта-Роса и огибал холм, видели, как прямо посреди пышной зелени джунглей клубится в небо столб дыма.

      Пассажиры красного джипа тоже видели дым. Соня заплакала:

      – Что же будет? Что это?

      Глава вторая, в которой Гвоздь угрожает, Шериф сопит, а зелёные листочки оказываются полезными

      – Что же это, а Степаныч? Что же будет?

      Баба Тоня бессильно бросила руки на колени и присела на скамейку у плиты. Аркадь Степаныч хмыкнул и легонько пнул Гвоздя, который лежал тут же на полу на крашеных облупленных досках, поджав колени к лицу. Гвоздь вздрогнул и зачастил «Что же будет, что же будет…»

      – Да, ничего особого не будет. Чего ты переживаешь, я же не переживаю, – Аркадь Степаныч замахнулся, чтобы ещё раз пнуть Гвоздя, но тот как будто почувствовал, забормотал громче. Степаныч плюнул и полез под скамейку.

      – Я же не переживаю. И ты не переживай. Ты ему кто? – Степаныч кряхтя выполз из-под скамейки с двумя крапивными вениками, и стоя на коленях, посмотрел на бабу Тоню в упор, – ты ему – никто, и чего тебе переживать-то. А я ему – отец. И ничего с ним не будет, с психом, верно Гвоздь, – вдруг заорал Степаныч прямо в ухо Гвоздю и поднялся на ноги.

      – Верно, верно, – зачастил Гвоздь, раскачиваясь на боку. Баба Тоня всхлипнула:

      – Ну, как никто, соседи всё-таки, не чужие люди же, – глаза её сузились и увлажнились.

      По крыльцу затопало и заскрипело, распахнулась дверь. На пороге появился Канителич и еще какой-то хмырь помоложе. Спиной Гвоздь почувствовал холод от двери, приподнял голову, и между ног вошедших увидел сумерки и крупные плавные хлопья снега.

      – Половик! – крикнул Степаныч и ткнул в грязную скомканную тряпку, – не грязните.

      Канителич запахнул дверь, задвинул молодого себе за спину и аккуратно расправил тряпку носком сапога.

      – Ты, Степаныч ммыть, чистюля ммть.

      – Не обзывайся.

      Канителич осклабился. Молодой, выглядывая из-за спины, аккуратно похлопал его по плечу. Канителич обернулся, и молодой, выпучив глаза, беззвучно зашевелил губами: “скажи-скажи”.

      Канителич нахмурился:

      – Степаныч, синяки ммть из города приехали, дури ммть привезли. Ты его не выпускай, – Кантелич показал подбородком на лежащего под плитой Гвоздя.

      – Да-да, Степаныч, – выпалил молодой, – а то опять же всё лечение на смарку.

      – Я тебе не Степаныч, – Аркадь Степаныч с удивлением